Одержимый ею
Шрифт:
После презентации из лекционного зала мы перемещаемся в выставочный. И Инга, на правах хозяйки вечера, встречает всех прибывших, отвечает на вопросы, ослепительно улыбается.
А я, как дурак, стою рядом с самой роскошной женщиной на этом вечере и метаю убийственные взгляды вокруг. Я готов превратиться в Зевса и швырять молнии в самцов, которые беспардонно облизывают похотливыми взглядами мою женщину.
Зачем она так вырядилась? Этого она хотела – чтобы толпа орангутангов потом дрочили, вспоминая ее?
Пахом, окстись! Ты сам купил ей это
Но член уже дымиться, требуя сиюминутного вторжения в Ингу.
Я оглядываю зал, судорожно ища подсобку или любой укромный закуток.
Иначе я сейчас при всех нагну эту прелестницу и взыщу по полной!
Но едва замечаю нужную дверку, явно ведущую в какое-то хранилище, как лысеющий толстяк в дорогом итальянском костюме, сально блестя глазенками меж пухлых щек, семенит к моей Инге с похотливой улыбочкой.
— Инга Юрьевна, богиня! Я счастлив, что именно вы уделили ваше драгоценнейшее внимание моей коллекции! — он нахально целует Инге ладонь, едва не облизывая ее, презрительно мазнув по мне взглядом.
Ну, да, я не облачен в брендовые иностранные шмотки, ибо предпочитаю не кормить итальянскую мафию, я патриот российского бандитизма, зато, в отличие от него, у меня брендовое тело, что стоит куда дороже и труднее купить.
Но за этот хуевый жадный блеск свинячьих глазок я бы тебе, боров, гнилую тыкву бы проломил, уебок конченный!
Инга тоже хороша! Лыбится ему, словно ей приятно его слюнявое касание. Может, она еще и ноги перед ним раздвинет?
От гадливости меня передернуло, и я поймал удивленный взгляд Инги. Неужели она не понимает, что со мной творится? Не видит, насколько все эти люди близки к тому, чтобы распрощаться с жизнью? Я зол, черт побери! Даже не так, я в ярости! Окажись я сейчас в Клетке, и было бы много трупов! Однажды такое уже было, тогда отец решил устроить проверку моему совершеннолетию. Меня запихнули в Клетку сразу против нескольких бойцов. Бой до смерти. Сколько их было? Я не помню сейчас уже, но из Клетки я вышел сам, в отличие от них.
Всё, сил больше нет, облапываю Ингу за талию и увлекаю к заветной двери. Её начальница, эта старая грымза, презрительно смотрит нам вслед.
Не завидуйте, Октябрина Власовна, ваше время прогулок в подсобки миновало лет тридцать назад!
Втискиваю Ингу в стену, жадно целую, задираю юбку этого бесенячего платья… и… что-то не так.
Что-то на краю зрения…
И тут понимаю — картина. Жемчужина коллекции. Её приберегли на закрытие, чтобы главная сенсация осталась в памяти местных до конца их дней. И она останется. Потому что это — Вильям Кантер «Одержимость»[1].
Старый монах, с перекошенным похотью лицом, поблёскивая лысиной, преследует девушку с каштановыми волосами в фиолетовом платье. Её отчаяние и его грязное желание изображены так ярко, что хочется забраться внутрь полотна и загородить собой прелестницу.
Это — у Кантера.
Здесь же… глаза монаха выпучены, губы отвисли — какой-то идиот, а не сластолюбец. А девица — форменная шлюха, и ничуть не против, чтобы её
Да и вообще — мазки не те. Нет, эксперты говорят: рука не та.
Это — подделка! Галимая и наглая.
Отрываюсь от своей Белль и говорю:
— Инга! Срочно зови сюда Октябрину Власовну и этого коллекционера! Кажется, у нас тут — ограбление века.
Она не переспрашивает, понятливо кивает и убегает выполнять поручение.
Я включаю свет и нахожу лупу. Рассматриваю мазки более предметно. Так и есть! Подделка!
Ну попал ты, боров.
Это тебе наказание за грехи, похотливец хренов!
Но не знаю почему — вовсе не из желания помочь толстому уроду, а именно — из любви к искусству, я понимаю, что хочу вернуть подлинник.
И сделаю это, чего бы оно мне не стоило.
____________________________________
[1] Художник и картина вымышлены авторами.
Глава 16
ИНГА
Открытие выставки должно было закончиться сладко — я уже настроилась на сеанс любви, когда Валерий затащил меня в подсобку. О, каким он был тогда…ммм…
Ревнивый собственник.
Очень хотелось доказать ему, что он может полностью довериться мне — других мужчин для меня просто не существует.
Он у меня самый умный, самый сексуальный, самый красивый…и, как оказалось, самый эксперт.
Оторвался от моих губ, уставился на картину.
Это — шедевр Вильяма Кантера. «Одержимость» он писал много лет. По сути, полотно стало делом всей жизни для художника. Стоит работа — баснословно просто. Сагаль, хозяин коллекции, невероятно богат. И так же невероятно противен. Когда целовал мне руку сегодня, едва сдержалась от желания вытереть её. Удивилась ещё, что Валера прожигал меня взглядом.
Милый, ты серьёзно? Нашёл к кому ревновать…
Вот мне сейчас впору начать ревновать его к Кантеру — так пристально Валерий разглядывал его творение, забыв обо мне.
Наконец и вовсе отстранился и потянулся к выключателю, а потом бросил мне через плечо:
— Инга! Срочно зови сюда Октябрину Власовну и этого коллекционера! Кажется, у нас тут — ограбление века.
Не стала спорить, сразу выбежала в зал, где искомые нашлись вместе раз распитием шампанского.
Молодец Октябрина Власовна, не теряет надежды «выйти замуж за принца». Я вот в своё время за принца и того самого приняла Артёма, а моим — оказалось Чудовище.
— Октябрина Власновна, Андрей Петрович, вы… можете проследовать за мной… — директриса уставилась на меня, как на диковинку.
Она же только что сверлила меня взглядом, когда Валерий тащил меня в хранилище.
— Извольте объясниться, Инга Юрьевна, — поправила свои роговые очки начальница.
— Это касается Кантера… — выпалила я.
В глазах Октябрины Власовны полыхнул ужас.
Сагаль схватился за сердце.
— Мой Кантер! Что с ним? — запричитал он.
Директор метнула в меня злобный взгляд — словно нож: