Одержимый
Шрифт:
Смотрящий по Томску мёртв, внутри Стаи — какой-то серьёзный конфликт, в котором за один только этот вечер полегло несколько вампиров. Это нам только на руку. Пусть грызут друг друга, может, от нас пока отстанут.
— Грач, кстати, сказал, что Арнаутов мог стоять за похищением Жака. Правда, зачем это ему? С ним ведь никто из нас раньше не пересекался. Хотя… Они в разговоре снова упоминали Орлова.
— Значит, младший сын Аристарха всё же с ними повязан, — кивнул Велесов. — До последнего не хотелось в это верить…
Мы надолго замолчали, лишь я время от времени шумно прихлебывал обжигающе горячий
— Ну и что делать-то будем, Демьян? — спросил я наконец, не очень-то, впрочем, надеясь на внятный ответ.
— Что, что… Спать, — буркнул Велесов. — Я тоже вздремну, наконец. Силы нам ещё понадобятся…
Он первый поднялся и потопал в свою комнату. Я же к его идее отнёсся без особого энтузиазма, хотя у самого от усталости и недосыпа глаза слипались.
Дело было, конечно, в осточертевшей албыс.
Эта вылазка в логово томских вампиров отняла у меня много сил, и не только физических. Пришлось активно использовать сверхспособности, и засевшая во мне сущность воспользовалась истощением моих ресурсов, чтобы снова отвоевать себе приличный кусок тонкого тела. Сердечник был весь оплетён жгутами темной эдры, будто беседка, заросшая плющом. Обычно такое случалось уже только к утру.
Ложась спать в таком состоянии, можно рассчитывать максимум на час нормального сна. Да и то под вопросом.
Впрочем, какие у меня варианты? Ждать, пока с ног не свалюсь?
Я всё же постарался подготовиться. Провел медитацию, как сумел, очистил Сердечник от тёмной эдры. Приняв упор лёжа, отжался несколько десятков раз — до упора, пока мышцы не начали отказывать. И только потом рухнул в кровать. Снова что-то вроде медитации — расслабился, сконцентрировался на замедлении дыхания и сердечного ритма… Такой контраст между физической нагрузкой и полным расслаблением обычно помогает мне быстрее заснуть. Чаще всего вырубаюсь даже раньше, чем дыхание восстановится.
Как и в этот раз.
Грань между сном и навязанным албыс кошмаром обычно так тонка, что её не замечаешь. Но в этот раз я чётко осознал её. Переход был таким резким, что мне даже показалось, что я в некотором смысле проснулся. Полностью осознал себя, но при этом понимал, что сплю и вижу чужой сон.
Место, в котором я оказался, было настолько реалистичным, наполненным сочными звуками, запахами, ощущениями, что сердце снова начало заходиться от накатывающего ужаса. Будто стоишь на самом краю высоченного обрыва, и вдруг чуешь, что земля начинает уходить из-под ног.
Сумеречная тайга, где-то перед самым закатом. Дикая, нехоженная, заваленная буреломом выше человеческого роста. Куда ни взглянешь — всюду такие густые дебри, что непонятно, как тут вообще может пробраться кто-нибудь крупнее кошки. Впрочем, сам я скольжу по зарослям легко, плавно, не тревожа веток. Потому что я бесплотен. Это ощущение даже приятно — изнутри распирает необычная пьянящая лёгкость. Как на качелях, когда замираешь в верхней точке амплитуды.
Движением своим я не управляю, превратившись в пассивного наблюдателя. Но при этом чувствую, что маршрут выбран не случайно. Меня манит что-то, скрывающееся там, глубоко в зарослях. Не просто манит, а будоражит, заставляет что-то внутри томительно сжиматься. Больше всего это походит на вампирский голод, который чуешь под
Вдруг приходит понимание, что ту цель, к которой я сейчас лечу, я бы почуял за многие километры. И мысль эта, хоть и высказанная без слов, приходит явно откуда-то извне.
Пролетев сквозь кучу бурелома, я взмываю вверх и на какое-то время замираю. С этой точки хороший обзор. Лес слева редеет, выходя к берегу реки. Там, недалеко от тёмной полосы воды высится башня мельницы. Похоже, заброшенной — сам сруб покосился, обветшавшие лопасти поскрипывают на ветру. Меня швыряет вперёд — так быстро, что дух захватывает, как на американских горках.
Обогнув приметный остов мельницы, снова углубляюсь в тайгу, лавируя между кучами колючего бурелома, кажется, стаскиваемого сюда специально, чтобы было не пройти. Но всё же лазейка есть — такая неприметная и узкая, что похожа на длинный туннель. Он приводит к началу более широкой тропы.
Тут я тоже ненадолго завис, будто специально, чтобы разглядеть и запомнить ориентир — торчащие из земли несколько пар бивней или, может, рёбер. Этакие серые костяные дуги длиной метра по три, похожие на разомкнутую пасть. На них, постукивая на ветру, покачивается множество деревянных и костяных амулетов, сама поверхность костей испещрена уже знакомыми шаманскими рунами.
Через эти своеобразные врата — снова в дебри, продираясь через стены колючих мертвых ветвей. В эту часть леса вряд ли даже животные заглядывают — выглядит он безжизненным и пугающим. Однако меня, несмотря на нарастающее чувство тревоги и сомнений, тянет туда, в чащу, как магнитом. И, наконец, преодолев извилистый лабиринт троп, я выныриваю из зарослей на большую поляну с одиноким деревом посередине.
Дыхание перехватывает от необъяснимого глубинного ужаса.
С первого взгляда понятно, что дерево непростое. Что-то вроде Гранитного дуба из университетского дендрария, но не такое приземистое. Высоченное, метров в сорок, и обладающее куда более мрачной и мощной природой. Вроде бы тополь. Я ощущаю, как тёмная эдра тугими вибрирующими спиралями обвивает его ствол, внутри сгущаясь так, что древо дрожит — его черный изломанный силуэт заметно размывается. Хотя, может, и не из-за этого, а у меня просто в глазах начинает двоиться? По мере приближения к центру поляны меня всё сильнее охватывает чувство тяжести, а на голову и вовсе будто давят сжимающиеся обручи. Перед глазами всё плывёт, но всё же я успеваю разглядеть ужасающие подробности.
То, что я поначалу принял за какие-то бесформенные наросты на стволе — это человеческие тела, будто бы вросшие в дерево. Кто-то по пояс, кто-то по грудь, кое-где из-под коры торчат лишь кисти рук или голова. Но самое жуткое —всё это шевелится! Эти бедняги живы! Если, конечно, подобное существование можно назвать жизнью…
Среди фрагментов человеческих тел я успеваю разглядеть и другие. Оскаленная волчья голова с горящими зелеными глазами, торчащая из толстой ветви высоко над землей жутким трофеем. Наполовину скрывшееся в стволе туловище тощего волосатого существа с приплюснутым рогатым черепом и козлиной бородой. Обнаженное женское тело со странной серой кожей в зеленоватых пятнах и гривой жестких спутанный волос, скрывающих лицо.