Одесса. Живая. Улыбка Бога
Шрифт:
– Дайте взглянуть на вашу руку, - потребовал отец Ильи, подошедший к нам вместе с Викой, - так. Когда был контакт с зараженным животным?
– Менее часа назад, - ответил вместо бойца капитан, - Курганского мы забрали перед самым выездом из Белгорода.
– Что конкретно вы чувствуете?
– спросил старший Гольдман у пограничника.
– Меня знобит, думаю, - волнуясь, ответил парень, - что у меня повышается температура. Суставы крутит, подташнивает. В пот постоянно кидает. Плохо мне и становится хуже. Сердечко бьётся, как сумасшедшее...
– Мне жаль, молодой человек. Уверен, вы сами догадались, что у вас не простуда... Полагаю, у вас осталось десять, может, пятнадцать минут. Потом потеря сознания, смерть... Дальше вы знаете...
Курганский глубоко вздохнул, опять вытер пот и попросил:
– Я хочу попрощаться с семьёй...
Мы с Головатым переглянулись.
– Не будем терять времени!
– скомандовал капитан, дождавшись моего кивка. Как будто я не понимал, что творится на душе у парня и мог ему отказать... Писец!
Мы с Пашей и капитаном сопроводили погранца до самого коттеджа, первый этаж которого достался его семье. Помогли донести их вещи и, выйдя на крыльцо, слышали, как Курганский разговаривает со своими родными:
– Маша, не плачь, не пугай детей. Солнце моё, пожалуйста... Прошу тебя, успокойся. О тебе позаботятся, слышишь, всё будет хорошо...
Женщина в ответ только всхлипывала.
– Кирилл, Миша! Папе надо уехать. Простите, мои любимые, но так надо... Кирилл, ты будешь за старшего, береги маму и брата, пока я не вернусь. Миша! Слушайся маму, ты самый надежный её помощник. Всё, родные мои, мне пора... Не провожайте меня, не надо... Прощай, любимая...
Старший сержант вышел на крыльцо, закрыл за собой дверь и сказал, снимая с себя разгрузку и протягивая её нам вместе с автоматом:
– Мне становится хуже... Что мне делать?
– глаза парня были полны душевных страданий и боли.
– Пошли, - с трудом ответил я, взмахом руки указав в сторону Изи, маячившего возле домика с садовым инвентарём.
Погранец сделал несколько шагов и покачнулся, едва не упав. Мы с капитаном подхватили его под руки, поддерживая быстро слабеющего человека. Так и добрались до нужного нам строения.
Внутрь мы бойца уже практически заносили. Капитан скрежетал зубами в бессильной ярости.
– Николаич, - сказал Головатый своему товарищу, - ты это... Прости нас. Вот, возьми!
– Борис вытащил из кобуры пистолет и протянул его Курганскому, которого мы усадили в старенькое, рассохшееся кресло, нашедшееся в домике.
Пограничник с трудом поднял бледное лицо, увидел пистолет и медленно покачал головой.
– Борис Львович! Я не могу, - запинаясь, выговорил боец, - Бог... Он всё видит... Я не могу, - ещё раз повторил он, - сделайте это сами...
– Писец! Я не буду! Нет, я не смогу!
– выдавил из себя капитан и отвернулся.
Гоблин, как чувствовал, остался снаружи. Блин!
– Борис! Ты что?
– прошипел я в ухо капитана, - это же твой человек!
–
– капитан резко развернулся и почти выбежал из домика.
Натурально охреневая от ситуации, в которую попал, я вытащил свой парабеллум, патронами к которому меня снабдил Эхов, и присел на какой-то ящик напротив бойца. Погранцу, бессильно уронившему голову на грудь, действительно становилось хуже. Он уже весь непрерывно дрожал.
– Сделай это, - едва слышно произнес Курганский заплетающимся языком, - я не буду смотреть. Боже, как мне больно...
Мне хотелось кричать, материться. За что мне такое? Да, я его не знаю... Но он же нормальный, живой человек. Он же ни в чём не виноват! Почему я?..
Глава 7. ОБМОН.
'...Манера вождения в городе тоже меня очень удивила. В целом придерживаясь дорожных указателей и правил, водители вежливо пропускают друг друга, благодаря за это недолгим включением аварийных сигналов. Однако, как утверждают местные, на улицах постоянно нарушают скоростной режим и правила одиночки-лихачи, которых они называют 'magori'. Особенно опасны 'magori' поздним вечером и ночью, когда они ездят за рулём пьяные. Местная полиция ничего не может с ними сделать, они обладают какой-то непонятной неприкосновенностью. Сотрудники института рекомендовали мне, чтобы не попасть 'magoram' под колёса, на перекрестках занимать позиции за столбами, внимательно наблюдать на все триста шестьдесят градусов. И не стоять на открытом участке тротуара, потому что некоторые 'magori' специально охотятся на беззащитных пешеходов... Есть и возрастные 'magori', и совсем юные, почти дети. Я точно не разобрался, но, похоже, 'magori' - это что-то вроде сословия или касты, в которой привилегия безнаказанно нарушать правила передается по наследству. Корни этого, наверное, уходят в царскую Россию...'.
Из личных записей Уолтера Джека Поланса, мастер-сержанта команды спецопераций корпуса морской пехоты США.
Особый фонд анклава Одесса.
***
Старший лейтенант Стрижев Андрей Васильевич, командир взвода "Беркута", яростно боксировал грушу. Темп и сила ударов постепенно возрастали.
...Левой, правой... Левой в голову! Раз, раз... Два! Левой, правой... Левой в голову! Раз, раз... Два!..
Кроме Андрея, в спортзале базы одесского батальона милиции особого назначения, было всего три человека. Прапорщик Новицкий, с пониманием поглядывая в сторону своего командира, гонял двух молодых бойцов, которых пару дней назад зачислили в подразделение Стрижева.
...Левой, правой... Левой в голову! Раз, раз... Два! Левой, правой... Левой в голову! Раз, раз... Два!..
Старлей ещё больше взвинтил скорость, осыпая спортивный снаряд сериями мощных ударов.