Одесский телефон
Шрифт:
Реанимация, быстрая езда, прием гостей не у себя называются цивилизацией, а трубы, провода и вероятность общего конца называются техническим прогрессом.
Хотя люди сейчас более озабоченные, чем раньше, и движутся быстрее – время не освободилось.
Уголки, где прошлое и настоящее соединяются, называются заповедниками или домами для престарелых. Поток туда нарастает. Люди хотят в прошлое. Не пускают провода, трубы и технический прогресс.
Таблетки от тревоги
Ну, расскажите мне, что вас так тревожит?
– Наша жизнь. Разве вы сумеете мне помочь?
– Попробуем. Что именно
– Они что, идиоты? Они что, не понимают?
– Седуксен, тазепам, одна таблетка после еды три раза в день.
– Поможет? Спасибо. Я с дипломом инженера стал полным идиотом, не понимаю, как они не понимают…
– Элениум перед сном.
– Ага. И я все пойму?
– Нет. Будет лень разбираться.
– Тогда простой вопрос. Где найти кран для сантехника?
– В аптеке. По одной штучке.
– И что?
– И ничего.
– А сантехник?
– Я ему уже выписал.
– Ага. Значит, теперь…
– Вы не нужны друг другу. Тем более что нет этих кранов.
– А где краны?
– Еще одну таблетку.
– И я их найду?
– Немножко поищете перед сном и забудетесь.
– А утром?
– А вы держите под рукой. Еще одну после еды и забудетесь.
– Я бы хотел забыться до еды.
– Толково.
– Теперь главное. Где достать эти таблетки?
– У меня есть две. Мы с вами примем и не будем об этом думать.
Одному
Если потихоньку осваивать богатства Сибири одному. Или еще тише осваивать космос самому. Отстаивать мир вдвоем с хорошим человеком с нормальной фигурой.
Бороться с сепаратизмом в одиночку, скрываясь и появляясь внезапно в самых неожиданных местах, сводя его с ума переменой позиции и злобными выкриками.
Хорошо также добиться справедливости где-то в одном месте, хоть на квадратном миллиметре, и оттуда взывать к рассудку правительства.
И, конечно, если не жалко своего времени, можно попытаться одному устранить недоразумения между народами. Если, конечно, хватит денег на перелеты… А бороться за охрану окружающей среды? В сторонке, никому не мешая, но активно и громко стуча…
Можно очень смешно выступать без публики, оттачивая мастерство из окна и аплодируя самому себе.
Выступать по утрам против обнищания масс, но телефон отключить, чтоб не мешали. Заниматься классовой борьбой хотя бы двадцать минут в день, для здоровья и бодрости.
А в конце месяца открыть душу. И разговаривать с собой до тех пор, пока не получишь свои исчерпывающие ответы на свои глубокие вопросы и ляжешь спать глубоко удовлетворенный.
Была еда
Зима 91-го
Почему у нас всегда воспоминания лучше жизни? И вроде вспоминать нечего. Кильки какие-то в томате. Что еще помнится из деликатесов? Не знаю, как вы, а я еще вспоминаю сгущенку, колбасу вареную и голубцы болгарские. Водочку помню, пропади она пропадом. Селедка была, хлеб с маслом и сладкий чай. Этих помню хорошо… пирожных, и этих помню… котлет, причем очень разных: половина была из них мясные, половина – совсем рыбные.
Хорошо помню этих… сосисок. Это такие тоненькие, когда их берешь – болтаются, интересные такие, с мясом. Это помню… Да нет, я многих помню. Ветчина была такая. Это как бы мясо, но уже вареное. Можно его было так есть с хлебом. Многие как делали: отрезали ломоть белого или черного хлеба, мазали сливочное масло ножом… И этим
А еще было принято, если после работы там курица вареная с пюре или горошком. Многие ели жареную картошку. Некоторые в те годы употребляли гречневую кашу с маслом специальным сливочным или молоком. Некоторые ели рисовую кашу. Она тоже в те годы шла с молоком.
Некоторые ели рыбу… Ну, я ее не берусь описывать. Они тогда плавали в воде. Я их прекрасно помню. Вот я еще не старый, а прекрасно помню. Названий многих не помню. Ну там, мелкие, и такой был весь в гребешках… осетр.
А некоторые тогда брали с собой на работу кефир. Он тоже вроде молока, но скисший, хотя вполне съедобный, он был погуще молока, но тоже белый. Кефир брали на работу. Колбасу, помидоры и опять-таки хлеб. Все это продавалось прямо возле работы или на работе в буфете – рыба жареная, котлеты, колбаса. Ну, некоторые по вечерам ели куски жареного мяса, их можно было заказать и с кровью, и без, и в таких сухариках. И водочку если брали, очень холодную и вкусную, то ее заедали вот этим куском… Назывался он – «по-суворовски», значит, с кровью, и огурчик соленый, или помидорчик, или просто капусточка квашеная, она и сейчас кое-где есть. Еще вина были и пиво. Пиво – это такая жидкость, это вообще не описать. Она сама коричневая, но вкус не описать, вроде как-то терпко и гуще, чем сама вода, но жиже, чем, допустим, кефир, горьковатая, что ли, даже уже с трудом вспоминается. А к ней или к нему, уже не помню, шла соленая вот эта рыбка. Старики мне рассказывали, совсем маленькая, называлась снеток, а позже появилась вобла и пропала. Позже раки шли. Ну, этих описать времени много нужно. Они вроде насекомых, но больше. Я потом расскажу, не сейчас. Сейчас мы просто вспоминаем, без подробностей. Вам же, наверное, интересно. Я сам помню, с каким интересом слушал стариков.
Ну я еще застал сыр голландский, творог, это все делалось из молока. Я сам плохо помню. Как я вспоминаю, сыр был твердый, творог мягкий. Каши овсяные, перловые, пловы любили есть в Средней Азии – это была их национальная еда. Говорят, там еще их варят, эти пловы, хотя тайно, чтоб не отобрали.
Индейки помню разных национальностей. Телевизоры, холодильники, приемники вообще товаром не считались: хочешь – бери, не хочешь – не бери. Правда, правда, чего улыбаешься. Тогда было принято ругать их качество, мы же еще не подозревали, что они вообще…
У матери спроси, она вспомнит. Кстати, в городах войск не было. Люди были разных национальностей. Клянусь. В толпе попадались армяне, азербайджанцы, грузины, осетины, узбеки, месхетинцы. Мы их тогда не различали. Они, наверное, знали, как друг друга отличить, но мы не могли, и они так и ходили вместе. Клянусь. Да чего там армяне. Евреев можно было запросто встретить. А хочешь поговорить – пожалуйста. Страна вообще была большая, и все жили, и претензий особых не было. Только вот эти раздражали. Канарейки с репродукторами. Едут эти авто и чего-то говорят. Что говорят – не разобрать. Но все знали – стать к стене лицом, и после этого черные шли и их флажками приветствовали. Они пройдут, и опять все гуляют. В магазины заглядывают, в рестораны. В ресторане можно было поужинать за десять рублей. Клянусь! Можешь маму спросить. А вообще жить нельзя было, хотя все жили. А сейчас жить, конечно, можно, но осуществить это гораздо труднее.