Одежды Кайана

Бейли Баррингтон Дж.

Обнаженный, он высвободился из объятий миниатюрного проссимового леса. Поднялся на ноги. В нескольких ярдах друг от друга поднимались из зелени остальные четыре элегантора, тоже теперь нагие. Они медленно поворачивали головы, смотря по сторонам, как удивленные младенцы, с жутким ужасом на лицах глядя на собственные обнаженные тела.

Один за другим они опрокидывались обратно в зелень. Кайанец не мог осознанно функционировать, оказавшись обнаженным — это было хуже самого ужасного насилия. Педер тоже пошатнулся, голова шла кругом.

Но

он ведь не был в конце концов естественным кайанцем, поэтому он не потерял сознания. Пошатываясь, он перешел к ближайшему товарищу, Полону Там Трайсу, опустился на колени рядом с бледным обнаженным телом, пощупал пульс. Пульса не было. Человек был мертв. Наверное, травматический спазм сердца, подумал Педер.

Он по очереди подошел к остальным. Отис Велд и Амороза Карендор были также мертвы. Фамаксер еще слабо дышал, когда Педер только подошел к нему, но вскоре дыхание его остановилось.

Ветерок пронесся над проссимовой долиной, заставив фронды зашевелиться, пойти волнами. Словно оглушенный, Педер без цели принялся ходить туда-сюда, не сознавая, что делает и где находится. Ему даже не пришло в голову вернуться на корабль или попытаться вернуть свой костюм. Впрочем, тот полностью исчез в зеленой массе океана проссима. Он не знал, сколько бродил таким вот образом. Тусклое желтоватое солнце в небе словно не двигалось вообще. Но времени оказалось достаточно, чтобы обнаружить один факт: проссимовая поросль уже научилась в одном отношении адаптироваться.

С генетической точки зрения, по крайней мере, проссим не был уже полностью беспомощен.

Он мог теперь контролировать свой рост и варианты этого роста.

Новый урожай, уже использующий пять костюмов Фрашонарда как образец, шаблон, созревал с ужасающей скоростью. Коробочки раскрылись, чтобы добавить к общей массе свое содержимое. Но внедрение его в поросль уже соответствовало новым матрицам. КОСТЮМЫ, сотни, тысячи костюмов, вместе с соответствующими аксессуарами, бельем, обувью вырастали по всей равнине, поощряемые ускоренным ростом базовой проссимовой ткани. Уже сейчас опытный глаз Педера мог различить — хотя костюмы были лишь частично сформированы —пять базовых прототипов, которые с точки зрения растений составляли матрицу человеческой психологии.

Все было кончено.

ВСЕ — вся былая вселенная, весь мир, каким его знал Педер до встречи с костюмом, — все это кончилось. Началась эра нового мира.

Тень упала на него, затмив холодный свет анемичного светила. Он поднял голову. С неба плавно падал космолет.

На посадку шел корабль зиодского образца.

Глава 14

— Хорошо. Повторим еще раз, — сказала Амара, сухо поджав губы. — Вы говорите, что источником проссимовой ткани является вот эта растительность снаружи, и что это растительный разум, и что он может управлять людьми посредством сделанной из его волокон одежды. Правильно я поняла?

— Правильно, — пробормотал Педер.

Он

дрожал на жестком стуле, закутанный в одно одеяло. Полчаса назад они нашли его, полубезумного, ковыляющего по щиколотку в поросли проссима. Сейчас Педеру казалось, что он медленно приходит в себя после долгого непрерываемого сна. Его путаные лихорадочные объяснения привели спасителей в замешательство, но отмахнуться от его слов было тоже невозможно.

Они были вынуждены принять его рассказ во внимание — вокруг, до горизонта, простиралось поле костюмов Фрашонарда. Факт, столь же очевидный, сколь и поразительный.

— Проссим обладает разумом, — повторил Педер. — Но это разум пассивного типа. Например, с ним невозможна коммуникация. Он больше похож на те необычные зеркала, которые вы встретили на краю Кайана. Кстати, появление этих зеркал — влияние проссима.

Теперь вопрос задал начальник секции социологии.

— Ваш костюм стал базовой матрицей, из которой те растения могут органическим путем вырастить миллионы копий?

— Миллионы, миллиарды — вся планета станет непрерывной житницей костюмов, пока у каждого человека в галактике не будет такого костюма. Это конец мира.

— И костюм использовал вас как носителя…

Чтобы достигнуть зрелости? Педер кивнул:

— Он меня носил.

В памяти всплыло изображение: пассивное, спящее лицо в самовоспринимающем зеркале. Он теперь осознал, что означала картинка: его собственная воля была погружена в глубокий сон.

— Но почему вы помогали ему? — настаивал социолог, бросив многозначительный взгляд на Амару. — Особенно после того, как опустились на поверхность этой планеты? Почему вы не боролись, не пробовали его уничтожить? Вы же по-прежнему зиодец, верно? Вам нравится то, что происходит сейчас здесь, у вас на глазах?

— Но поймите же! У меня в тот момент уже не было своего "я", никакой собственной воли! Я был куклой, марионеткой этих растений!

— Вот этого я не могу понять! — сказала Амара. — Если этот разум абсолютно пассивный, без ментального понятия об акции, как же может он контролировать человеческое сознание?

Но Эстру лучше понял слова Педера:

— Как зеркало, Амара, помнишь? Оно только отражает…

Но иногда отражает далеко не то, что можно увидеть в обычном зеркале.

— Да, он модифицирует образ. Но как он это может делать, если он вообще ничего не делает?

Ей ответил Педер, совершенно трезвым, к их удивлению, тоном:

— Проссимовый разум работает на сравнении и сопоставлении, не более того, — сказал он. — Он сравнивает одно впечатление с другим. Подумайте об этом. И вы поймете, что таким путем можно получить немало интересных эффектов.

На какое-то время они погрузились в молчание. На самом большом экране конференц-каюты был виден кайанский грузовоз, неподвижный, молчаливый, стоявший посреди капустно-зеленого поля растущих с каждой минутой костюмов. Эстру показал рукой на грузовоз: