Один человек
Шрифт:
— И из-за Наполеона… Из-за Канта ты поругалась с Вовкой?!
— А ты, между прочим, тоже хорош! Кто посоветовал Вовке почитать Канта? Кто дал ему книжку?! Мне бы посоветовал, а я бы решила… Папа, он будет следователем. Следователем! Вот пусть и читает свой уголовный кодекс!
— Юля, так ведь ты тоже будешь следователем. Между нами говоря, Наполеон со своим гражданским кодексом тебе даже не однофамилец, не говоря о том, что не родственник. А вот Вовка может… Помирись, а?
— Ты мне его не защищай! Я с ним сама разберусь. Я тебе зачем звоню — чтоб ты меня воспитывал? Мне двадцать один год! Я уже на пятом курсе…
Давно это было. Ещё при советской власти. Занесло меня вместе с археологической экспедицией в Самаркандскую область. Про археологические подробности
В один из свободных от раскопок дней собрался я, по совету друзей, в близлежащий райцентр Иштыхан. Там был книжный магазин, в который почти не ступала нога умеющего читать по-русски человека. В то время как книголюб европейской части Советского Союза только что не отца родного был готов извести на макулатуру, чтобы получить талончик на приобретение какого-нибудь, прости господи, Дрюона, в среднеазиатской глубинке благодаря особенному устройству нашей плановой экономики пылились в магазинах самые дефицитные издания. Точно так же и в каком-нибудь местном сельпо можно было найти итальянские сапоги на невообразимой платформе или кожаные пальто с песцовыми и лисьими воротниками, на которые с изумлением взирали узбеки и узбечки в галошах на босу ногу и ватных халатах.
В тех краях я был в первый раз, поэтому одного меня не отпустили, а дали в провожатые молодого археолога Лизу, которая отработала здесь уже несколько полевых сезонов и за это время успела собрать неплохую библиотеку.
Втиснуться в автобус, идущий до Иштыхана, было непросто. Не всякая сельдь могла бы набиться в такую бочку. Мужчины, само собой, сидели. Женщины стояли, сидели на полу, нависали над мужчинами. Да, вот ещё что. Узбекские женщины, особенно в сельских районах, имеют обыкновение мыть волосы скисшим молоком. Говорят, это укрепляет корни и способствует росту волос. Не буду спорить. Насколько я мог заметить, волосы у узбечек такие, что их хоть ацетоном мой — всё равно будут густыми, чёрными и блестящими. Кстати, запах ацетона быстро выветривается, чего нельзя сказать о запахе непромытого кислого молока. В условиях замкнутого автобусного пространства и далеко не комнатной по нашим северным понятиям температуры этот запах мог свалить с ног даже слона, умудрись он просунуть свой любопытный хобот в этот автобус. Какая-то мамаша поила молоком ребёнка из бутылки с соской. Ребенок капризничал и пить не хотел. Приглядевшись, я увидел, что бутылка была из-под «Столичной». Может быть, смышлёное дитя чувствовало подмену?
Мы с Лизой протолкались к водителю, и я спросил его, сколько стоит проезд до Иштыхана. Водитель, не глядя на меня, пробурчал:
— Сколько не жалко. Копеек двадцать-сорок хватит.
Расплатились. Выдавать билеты в обмен на деньги здесь, по-видимому, было не принято. Впрочем, мы не настаивали. Не настаивали и остальные. После того как все вошедшие на нашей остановке оплатили свой проезд, водитель достал из своего кошелька горсть меди и высыпал её на вытертый жостовский поднос, точно хозяин зерно курицам. Поверх монет он украсил этот натюрморт небольшим количеством надорванных билетиков, которые достал из кондукторской сумки. Вся композиция называлась, как я потом догадался, «привет контролёрам на линии». Двери не закрылись, и мы поехали.
Через несколько минут мы обогнали девочку лет десяти, которая шла по обочине и гнала перед собой несколько овец. Девочка была одета в школьную форму и бывший когда-то белым фартук. Первое сентября закончилось больше месяца назад. Перехватив мой удивлённый взгляд, водитель сказал:
— А что ты думаешь? Конечно, праздник у неё. Думаешь, она так часто в школу ходит?
Потом помолчал и, как бы извиняясь за счастливое детство девочки-пастушки, сказал:
— Здесь вообще хорошо. Только летом жарко очень. А сейчас ничего.
В тот солнечный октябрьский день «ничего» равнялось тридцати трём градусам в тени.
Отправились мы, однако, в сторону, совершенно противоположную Иштыхану. Водитель пояснил:
— К брату заедем. Ты не беспокойся — тут недалеко. Поговорю, и поедем в твой Иштыхан.
Надо сказать, что кроме нас с Лизой, вообще никто не беспокоился о маршруте движения. Мужчины курили, женщины болтали, какой-то малец меланхолически жевал насвай [13] и непрерывно
13
Слабый наркотик. Для его изготовления сначала применяли табакоподобное растение «нас». Потом основным компонентом стала простая махорка или табак. Добавляют в смесь также гашёную известь, золу различных растений, верблюжьего кизяка или куриного помёта, иногда масло.
В Иштыхане мы отправились на Иштыханскую улицу. Именно так она и называлась. На ней находился вожделенный книжный магазин. Последний, к нашему огорчению, оказался закрыт. По расписанию он должен был работать, но… закрыт. К директору, который был по совместительству и продавцом, неделю назад приехали гости, и им никак не могли надоесть хозяева. Так нам объяснил проходивший мимо словоохотливый мужчина. Он же пообещал вызвать продавца на полчасика.
Вместо продавца пришла его жена, средних и полных лет дама в атласном платье такой расцветки, которая у пожарных называется «пожар высшей категории сложности». Приветливо поздоровавшись и узнав откуда мы, она улыбнулась и сказала:
— У нас вчера были ваши друзья.
— ?
— Друзья из Москвы.
— ?!
— Вы ведь из Москвы?
— Да, из неё.
— Значит, ваши друзья. Они тоже из Москвы.
Не один раз мне приходилось сталкиваться с подобной логикой в Узбекистане. Раз из России — значит из Москвы. Откуда же ещё? Объяснять все эти географические подробности про Пущино, даже про Подмосковье, не имело совершенно никакого смысла — никто бы ничего не понял. Поэтому в дальнейшем на вопрос «Откуда?» я всегда отвечал: «Из Москвы». Однажды в одной из самаркандских харчевен я разговорился с поваром, и он спросил — откуда я. Я привычно ответил:
— Из Москвы.
— Из самой Москвы?
— Ну, не то чтобы из самой, — замялся я. — Из Подмосковья.
— Земляк! — закричал повар и полез обниматься.
Оказывается, он служил в Мытищах, в стройбате. Если смотреть из Самарканда, то поговорка «одна нога здесь — другая там» — это как раз про Мытищи и Пущино.
Но вернёмся к книжному магазину. В нём было сумрачно, душно и невообразимо пыльно. Но книги… Обычного советского книголюба в этом заштатном иштыханском магазине мог хватить удар. Он и хватил, когда с одной из верхних полок на меня свалился большой энциклопедический словарь. Пока я тёр ушибленную голову, жена директора принесла мне из подсобки изящное издание поэзии испанского возрождения. Это был подарочный томик с листами из мелованной бумаги и серой бархатной обложкой с заглавием, тиснённым серебряными буквами. Когда я выбил из неё пыль, обложка оказалось чёрной.
Через минут тридцать-сорок деньги, которые я и Лиза решили прокутить в этом магазине, подошли к концу. Более того, они даже перешли этот конец, как Суворов Альпы. Оставалась лишь горсть мелочи на автобусные билеты. Надо было отправляться восвояси. Да и автобус уходил через минут пятнадцать. Я взвалил рюкзак с нашими книгами на плечи, и мы пошли на автостанцию.
Автобуса ещё не было. Его не было и во время. И после него. Кассир на автостанции, отвечая на наш вопрос о пропавшем без вести автобусе, высказался в том смысле, что ничего особенного. Бывает. Какие-то дела у водителя. У кого их нет. Сегодня рейса не будет. А вот завтра непременно. Приходите завтра, с утра пораньше. Покатаетесь в своё удовольствие. Перспектива ночевать на скамейках автобусной автостанции нас никак не прельщала. Я предложил отправиться в наш лагерь пешком. Пути было километров пятнадцать, и часа за три-четыре мы могли бы дойти. Но Лиза, как человек более сведущий в местных реалиях, этот вариант забраковала. Дело в том, что в начале октября начиналась подготовка к уборке хлопка и над бескрайними полями вовсю летали кукурузники, распыляя дефолианты, от которых листья на хлопковых кустах опадали и сборщикам становилось удобнее рвать коробочки с хлопком. Во всём остальном от дефолиантов было мало пользы. Особенно для здоровья. Запах в округе стоял такой, что запахи прокисшего молока и пота в автобусе по сравнению с ним были просто полное диориссимо.