Один дома

Томпсон Джон

* * *

Силы покидали измученную, исстрадавшуюся в безуспешных поисках билета миссис Маккальстер. Она готова была на все, лишь бы получить то, что ей нужно. Мысли о покинутом Кевине мучили ее.

Ей предложили билеты на завтрашний рейс, но она не могла ждать целые сутки, когда ее мальчик…

Надломленная, убитая горем, она бродила по аэровокзалу, все еще надеясь на успех.

По динамику объявили о посадке на самолет, летевший в Даллас.

Даллас! Это уже полпути. Она должна попасть туда! Керри бросилась к толпе, которая

медленно проходила на посадку. Она остановила пожилую даму в позолоченном пенсне. И, отозвав в сторонку, предложила пятьсот долларов, карманный переводчик, стоимостью также в не одну сотню долларов, часы «Ролекс», словом, все, что имела при себе, если та согласится выехать завтрашним рейсом! Сначала старуха хотела отпираться. Вот еще! Будет она еще сутки сидеть в Париже! Но когда почтенная женщина услышала о щедром вознаграждении, глаза ее лихорадочно засветились. Все-таки пятьсот долларов не предлагают каждый день. Да еще карманный переводчик. Она давно хотела его приобрести, но жалела денег. Он стоил дороговато.

— Это настоящий «Ролекс»? — спросила старуха, разглядывая изящные золотые часики, подаренные когда-то Керри мужем.

— Ну, а как вы думаете? Кроме того, у меня есть кольцо.

Предложение было слишком заманчивым. Конечно, ради этого нужно возвращаться в гостиницу, но… Мадам предлагала билеты в первом классе. Они с мужем еще никогда не летали в таких шикарных салонах, считая, что это расточительно. Старуха стояла в нерешительности. Но отказаться была не в силах.

— Дорогая, нам пора, — к ней подошел муж, седовласый господин в большой фетровой шляпе, с пышными серебристыми усами.

— Подожди, — пожилая дама взяла его за руки и, приподнявшись на цыпочки, стала шептать ему на ухо. — Нам предлагают пятьсот долларов, кольцо, часы, карманный переводчик…

— И еще сережки! — добавила миссис Маккальстер, смотревшая на них умоляющими глазами.

Она готова была отдать все, лишь бы улететь на этом самолете. Часы и украшения были дороги ей. Сережки и кольцо подарил ей отец после рождения их последнего ребенка — Фулера. Отца уже не было в живых. Но теперь она не думала об этом. Спасти Кевина было единственным ее желанием.

Старики долго шушукались, спорили, не зная, как поступить. Глаза Керри наполнились слезами. От этих двух скупердяев зависела жизнь ее сына! Наконец старик, уставший препираться с назойливой женой, бросил на Керри полный недоверия взгляд и потащил супругу к посадочной секции.

— Но я в отчаянии! — взмолилась миссис Маккальстер. Она была готова на коленях умолять этих мещан уступить ей билеты. По щекам текли слезы.

— Прошу вас как мать…

Ее слова не могли не растрогать стариков. Да в придачу щедрое вознаграждение, которое она предлагала.

Измученная, уставшая, с опухшими от слез глазами, но все равно счастливая, Керри Маккальстер сидела в жестком кресле салона второго класса. Самолет медленно поднимался в воздух.

Она летела в Даллас.

* * *

Удобно устроившись в кресле, Кевин смотрел телевизор. Это был второй вечер, который он проводил один. Ведущий детской рождественской передачи читал письмо какого-то мальчика к Санта-Клаусу:

— Дорогой Санта-Клаус! В прошлом году

у меня появилась маленькая сестренка. В этом году я ограничусь, пожалуй, куклой…

Кевину было одиноко и грустно. В руках он держал семейный портрет: мама, отец, Баз, Майкл, Сьюзен, маленький Фулер и он… Как хорошо ему было тогда. Да, родители часто относились к нему несправедливо, понапрасну ругали, запрещали что надо и что не надо. Баз незаслуженно издевался над ним. Майкл часто был холоден и не брал его на каток. Но без них Кевин чувствовал себя еще более невыносимо. Он ощущал себя одиноким брошенным котенком, жалким и никому ненужным.

Все-таки без семьи жить невозможно. Жаль, что он понял это только сейчас. А вдруг они уже никогда не вернутся? Нет, это было бы слишком жестоко с их стороны.

Кевин тяжело вздохнул. За окном падали снежинки. Стоял темный декабрьский вечер.

Днем он никогда не чувствовал себя так подавленно, но с наступлением темноты становилось одиноко и жутко. Скука и страх одолевали его.

Кевин нежно гладил портрет.

— Дорогие мои! Если вы вернетесь, я буду вести себя совсем иначе. Доброй ночи!

Кевин поцеловал портрет и положил под подушку.

Только бы они вернулись. Он будет самым образцовым ребенком: не будет приставать с глупостями, ломать игрушки, творить беспорядок, будет ходить за покупками и убирать в квартире. И из школы будет приносить только отличные оценки.

С этими мыслями Кевин уснул.

ОН ДОСТАТОЧНО ВЗРОСЛЫЙ, ЧТОБЫ ЗАБОТИТЬСЯ О СЕБЕ

Утром Кевин принял ванну. А потом, обмотавшись полотенцем, пританцовывал возле зеркала под музыку незабвенной шведской группы «АВВА». Он причесывал мокрые волосы и корчил гримасы, изображая певца.

Утренний туалет подходил к концу. Последний штрих — дезодорант. Терпкий запах мимозы разносился по ванной комнате. Так пахнут настоящие мужчины.

Еще ни разу в жизни Кевин не посещал супермаркета. Вернее, он ходил туда пару раз с мамой, но это было очень давно. Однажды он разбил там бутылку с пепси. Мама очень огорчилась тогда и поклялась больше никогда не брать с собой в магазины неуклюжего сына, который не умел себя вести и не приносил ничего, кроме убытков и неприятностей.

Зато теперь Кевин важно катил тележку на колесиках по просторному торговому залу супермаркета. Как настоящий хозяин, он держал в руке бумажку со списком необходимых покупок. Так всегда делала мама, чтобы ничего не забыть.

Кевин надолго останавливался у рядов с товарами, тщательно, подобно дотошной старушке, выбирал жидкость для мытья посуды, стиральный порошок.

Когда он подошел к кассе, его тележка была доверху наполнена разноцветными свертками, бутылками, пакетиками.

— Как вы думаете, это вкусные ужины, которые надо разогревать?

Квадратнолицая продавщица с тонкими поджатыми губами пожала плечами.

— Я не знаю, — недовольно буркнула она в ответ. Кевин выгружал на прилавок содержимое тележки.

— Девятнадцать девяносто три.

— Хорошо.

— Ты здесь один? — спросила продавщица, недоверчиво оглядывая непринужденного малыша.

— Мэм, мне восемь лет. Как вы думаете, я могу в моем возрасте быть один?

— А где же твоя мама? — надутая физиономия подобрела.

— Мама сидит в машине.

— А отец?