Один из Бредбери

Андреев Кирилл Константинович

Пусть на Земле будет голод и ржа. У тебя взрастет новая пшеница на Венере или еще где-нибудь, там, где человек может очутиться через тысячу лет...

* * *

Но есть еще один Бредбери - великолепный писатель-романтик, автор автобиографической повести "Вино из одуванчиков", которую он, вероятно, любит больше всех других своих книг.

В маленьком городе в штате Иллинойс живут два брата - мальчики Дуглас и Том. И мельчайшие события одного лета, которые кажутся незначительными взрослым, становятся для них магическими чарами и волшебством открытия мира. Детское сознание обладает поразительной силой целостного восприятия. Там, где взрослые анализируют, расчленяют, ребенок не рассуждает, а вбирает в себя все сразу: цвет, звук, запах, материал, движение и, главное, то, ради чего все вещи существуют. Не

случайно, поэтому на детских рисунках всегда выделено главное: солдат состоит преимущественно из штыка, бык - из рогов; машина-всегда мчащаяся, потому что иначе утрачивается смысл ее существования; труба извергает дым, как вулкан, иначе она не труба, а тумба. Но за этой рабочей схемой, где выделено главное, скрывается жизнь мира. Вырастая, мы теряем это ощущение. Так иногда, входя в дом, где когда-то провел детство, в сад, бывший некогда макрокосмом, поражаешься исчезновению того богатства восприятия, которое делало мир ярким и живущим какой-то скрытой жизнью. Равнодушно переворачиваешь камень, под которым когда-то ловил ящериц, с ленивым любопытством глядишь на дерево, бывшее некогда мачтой, капитанским мостиком, медленно проходишь по дорожкам, не вспоминая те тысячи путей - сквозь кустарник, по верху забора крышу сарая, - по которым пробирался когда-то. Такое путешествие по приметам детства похоже на Воспоминание о первой любви: помнишь все до мельчайших подробностей, но не можешь восстановить самого ощущения.

Это целостное восприятие мира, составляющее счастье детства я как будто навек утерянное, возвращает нам магия искусства Бредбери. В обобщенных образах повести мы вновь обретаем всю первоначальную прелесть мира, видим всю силу его жизни сразу во всех звеньях и гипнотическую реальность скрытой жизни вещей, подобно тому, как маленькие - герои Бредбери в каждой бутылке вина из одуванчиков, на которой надписан день сбора, среди холодной зимы обретают и заново переживают каждый день лета.

В книге много стариков; для мальчиков они как бы своеобразные; "машины времени": в их рассказах и воспоминания воскресает прошлое Америки: стада бизонов, мчащегося по прериям, гражданская война, флаг над фортом Самтер, послуживший сигналом для восстания южан, и Эйб Линкольн, произносящий речь. А телефон полковника Фрилея - это своеобразная "машина пространства", в трубке которой звучат голоса всего мира!

Чудеса превращения американской обыденности в фантастическую сказку не потому возможны, что все можно осуществить с помощью науки или машин, а потому, что воображения человека безгранично. Наука огромна и великолепна, говорит своими произведениями Бредбери, но она не может решить сама собой социальные проблемы. Все создано самими людьми - и счастье повседневной жизни, и "машины счастья", и чудеса.

Бредбери - автор "Вина из одуванчиков" соприкасается с одним Бредбери - великим сказочником и визионером, с которым мы еще мало знакомы; его родословная восходит в Америке - к Эдгару По, во Франции - к Вилье де Лиль Адану, в Германии - к Гофману и в Англии - к Герберту Уэллсу, вернее, к тому аспекту творчества великого английского писателя, который представлен его сказочной фантастикой.

В старой разбитой машине Бредбери, вместе с родителями и братом немало поколесил в детстве по Америке. Где-то в Аризонской пустыне двенадцатилетний мальчик увидел устойчивый мираж - сказочный город, погруженный в мерцающее озеро. И этот мираж стал как бы эпиграфом к одной из граней творчества Бредбери, той сказкой, которую он захотел воскресить в Америке.

Отсюда и личные симпатии и антипатии писателя. Он никогда не летает на самолетах и предпочитает велосипед автомобилю, у него дома даже нет телевизора! Он ненавидит рев джаза и пляску световых реклам: они убили подлинное искусство и чистую литературу, связанную с природой, простую, как трава, цветы и деревья: "...их поставили к библиотечной стенке: Санта-Клауса и Всадника без головы, Белоснежку и Домового, и Матушку Гусыню - все в голос рыдали!
– расстреляли их, потом сожгли бумажные замки и царевен-лягушек, старых королей и всех, кто "с тех пор зажил счастливо" (в самом деле, о ком можно сказать, что он с тех пор зажил счастливо!), и Некогда превратилось в Никогда!.."

В волшебных сказках Бредбери все может случиться. Питер Пен не только не хотел становиться старше,

но и умел летать - его научили этому феи. Герой рассказа "Здравствуй и прощай" тоже не становится старше: ведь взрослыми создан тот ад, который придумал термоядерное оружие, межконтинентальные ракеты, расовое и национальное угнетение. Но, оставаясь мальчишкой, он находит для себя профессию, чудесное, самое человечное дело в жизни: приносить людям радость!

Вот это и есть едва ли не главное для всех "волшебных" рассказов Бредбери. Всюду возникает эта очень реальная мысль: чем жив и для чего живет человек!

Может, и нелегко весь век оставаться мальчишкой, не знать иных "взрослых" радостей - зато можно радовать других. А вот если пожелаешь радости и покоя только для себя, тогда не только вокруг, но и в душе образуется пустыня (рассказ "Каникулы"). Когда слишком заботишься - о себе, можно прожить и сто лет, но вот беда - обокрадешь себя, заживо похоронишь ("Смерть и дева"). Зато если каждую минуту жизни хлопочешь о других, то можно и впрямь победить смерть ("Жила-была старушка").

Плохо, сиротливо человеку одному, когда не о ком заботиться, вот почему даже старая неудачливая колдунья может затосковать о чьей-то улыбке (рассказ "Мальчик-невидимка"). Бескорыстная доброта и способность бескорыстно любоваться прекрасным-вот сила, которая творит в волшебном мире Бредбери самые настоящие чудеса. И тогда старик возвращается в напоенное первозданной свежестью запахов и красок лето жизни ("Запах сарсапарели"). И люди на закатном берегу, отказавшись от кощунственной мысли торговать чудом, уж, наверно, дождутся его; вновь, потому что отныне ждут бескорыстно, - как дождались герои рассказа "Диковинное диво".

Все эти чудеса, все волшебство рассказов Бредбери, как и "Вина из одуванчиков", по самой глубокой сути своей очень человечны. Да иначе и не может быть, ибо он, прежде всего - гуманист.

"В этой книге представлен лишь один Бредбери - мастер волхвований и чар. Это лишь одна сторона его фантастики. Но что представляет собой столь привычный для нас термин "фантастика", или, чаще, "научная фантастика"?

Чаще всего слова "научная фантастика" у нас ассоциируются с именем Жюля Верна. Но идеи Жюля Верна - это техническая мечта его века. И к ней никак нельзя подверстать творчество ни Эдгара По, ни такого великого фантаста, как Герберт Уэллс.

Технически Машина времени не имеет никакого смысла, да и невидимый человек не может существовать,- это превосходно знал и сам Уэллс, один из самых образованных людей своего времени. Говорят о том, что Уэллс предсказал атомную войну, но он предсказал ее не как техническую революцию, а как социальную катастрофу.

"Я должен сказать ясно и открыто, - сказал Уэллс, - я социалист и не могу быть иным. Я должен писать и говорить о социализме, обдумывать его новые формы и действовать во имя его..."

Наш век - век великих писателей-фантастов мирового класса. Это социальный фантаст Герберт Уэллс, это фантаст-философ Станислав Лем, это японский писатель Абэ. В этот список должен быть внесен и Рэй Бредбери.

Чудеса тоже могут быть возведены в ранг фантастики, если они введены в литературу вдохновенным пером. В русской литературе мы знаем "Пиковую даму" Пушкина и творчество Гоголя. Областью, которая подвластна фантастике, не может быть лишь одна наука. "Фантастика, - сказал Бредбери, - это окружающая нас реальность, доведенная до абсурда!.."

Сам Герберт Уэллс не считал свои фантазии научными. Такие фантазии, писал он, "не ставят своей целью изобразить, в самом деле, возможное, их цель - добиться не большего правдоподобия, чем-то, какое бывает в хорошем увлекательном сне. Они захватывают читателя искусством и иллюзией, а не доказательством и аргументами, и стоит только закрыть книгу, как пробуждается понимание невозможности всего этого..."

Бредбери всегда на стороне своих любимых героев - простых людей Америки, людей смелой мысли, непобедимых своем труде и своей борьбе. И бёрчисты в отместку за его резкие выступления против сенатора Голдуотера, кандидата в президенты, ставленника самых реакционных кругов, сожгли красивый дом Бредбери с прозрачными чистыми стеклами, стоявший на холме в Лос-Анжелосе. Что ж, ничто хорошее не приходит само, без борьбы, его нужно завоевать. И Бредбери продолжает улыбаться и говорить о грядущем американском Возрождении!