Один из многих
Шрифт:
— В каком мы сейчас находимся. Это одна из нескольких заповедных территорий Англии. В наши обязанности входит «охрана красоты и природных особенностей заповедника и помощь посетителям в тихом наслаждении природой», — высокопарно произнес он, очевидно, цитируя какой-то устав.
— Тихо наслаждаться? — с улыбкой переспросила Абигейл.
— Обычно да. Самолеты падают не так часто. Вы здесь впервые?
— Да.
— И видите парк не в лучшем виде.
— Для
Почти согревшись, чувствуя приятную теплоту во всем теле, Абигейл вслушивалась в тишину комнаты, нарушаемую лишь потрескиванием огня в камине. Впечатления этого необычного вечера вновь нахлынули на нее. Ей хотелось повторения того ощущения особенной близости, возникшей между ними в минуту опасности, и чтобы заглушить это желание, она начала говорить без умолку, вытесняя запретные чувства ничего не значащими словами:
— Я люблю города, большие города. В деревне я чувствую себя как на всеобщем обозрении, как на сцене. Эти открытые пространства не для меня. Я боюсь их.
— В этих пространствах и тишине особенная прелесть. Я бы не хотел жить где-нибудь в другом месте.
— Но разве вы не скучаете по театрам? Магазинам? Людям?
— Театры и магазины есть и здесь.
— Но до них нельзя добраться пешком!
— Да, но можно без труда доехать на машине. И люди здесь, между прочим, есть.
— Соседи? Где?
Он снова улыбнулся той улыбкой, которая уже стала ей знакома, которую она уже начала ждать, — что было не только глупо, но и опасно.
— В миле отсюда находится ферма, на которой живет Брюс Хопкинс со своими родителями.
— Кто такой этот Брюс?
— Конюх. Улаживает за лошадьми. А в двух милях вон в том направлении, — он взмахнул рукой, — находится другая ферма.
— Ну а если случится что-то чрезвычайное, если вам понадобится срочная помощь…
— Здесь есть телефон, — сухо сказал Леонард.
— А если кабель будет поврежден?
— А если небо упадет на землю?
Он подошел и сел на диван напротив нее Абигейл смотрела, как на его лице пляшут тени, отбрасываемые пламенем камина.
— Вы сожалеете, что уволились из армии?
— Нет, — коротко ответил Леонард. — А почему вы так нервничаете? — спросил он, ухмыльнувшись.
— Я вовсе не нервничаю, — торопливо заявила она, разглядывая бренди в своем бокале.
— Боитесь оставаться наедине со мной?
— Что за абсурд!
Леонард откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу и, держа в ладонях бокал с бренди, внимательно сквозь стекло посмотрел на нее.
— Вам понравился Бейли? — негромко произнес он, посмеиваясь.
— В каком
— Я не прав? — рассмеялся Леонард.
— Давненько я не слыхала подобной чепухи. Он годится мне в деды! За кого, собственно, вы меня принимаете? За пожирательницу мужских сердец?
— Да.
— Ах, вот как! Вы ошиблись. Да, да, ошиблись! Мужчины меня абсолютно не интересуют.
— А как же Джек?
— Это совсем другое дело! Вам обязательно надо было все испортить?
— Испортить что?
— Все! Мне как раз удалось забыть о Джеке!
Вскочив, снова рассерженная и обиженная, Абигейл залпом выпила бренди и поставила бокал на каминную полку.
— Спасибо за угощение, — резко сказала она и повернулась, чтобы уйти.
— Сядьте, — негромко попросил Леонард.
— Я не хочу садиться. Я собираюсь принять душ и лечь спать. Мне не нравятся люди, которые так невыносимо самодовольны! И я определенно не намерена сидеть здесь и выслушивать оскорбления! Вы же обо мне абсолютно ничего не знаете!
— Я вовсе не хотел вас обидеть, — перебил Леонард. — И я знаю о вас достаточно много. Вы были блестящей студенткой, самозабвенно увлекались историей, так?
— И у меня бесподобная фигура, — язвительно вставила Абигейл.
Он насмешливо склонил голову в знак согласия, затем продолжил:
— Вы нравитесь мужчинам и вы чрезвычайно склонны к сумасбродным поступкам.
— Вовсе нет!
— А то, что вы устроили в номере Джека?
— Он заслужил это!
— Я слышал, что вы разрушили семейную жизнь Уилфрида Брауна?
Абигейл уставилась на него, прищурив глаза, словно разъяренная кошка, и заявила:
— Я не разрушала его семейную жизнь! Он сам это сделал.
— Из-за того, что у вас с ним была связь.
— Ничего подобного у нас с ним не было! — гневно возразила она. — Если бы вы потрудились спросить меня, вместо того чтобы собирать грязные сплетни, вы бы не говорили подобных вещей!
— Но я тогда не знал вас, — примирительно сказал Леонард.
— Вы и сейчас меня не знаете!
На его лице появилась недоверчивая улыбка.
— Но вы именно из-за этого потеряли работу в музее.
— Я потеряла работу из-за дурацкой фантазии Брауна, — поправила она ледяным тоном. — Эта «связь» существовала только в его больном воображении!
— А как же все остальные? Ваши сослуживцы? У них тоже нездоровое воображение?
— А я виновата в этом?
— Не знаю. И это не единственная сплетня, которую я о вас слышал.