Один Из Шестнадцати
Шрифт:
— Это самое интересное, — согласился Ник. — Хоть я и не эксперт в этой области, но почему-то уверен, что колдовством файлы не стираются. Выводы будут?
— Более сильный «маг» прикрыл нас от более слабого, — подвел итог Дорман. — И это все, что можно сказать наверняка. Видимо, мы куда-то влезли со своим расследованием, и это не всем нравится… И кем мог быть этот «чистильщик»?
— Тут я даже не знаю, в какую сторону фантазировать, — удрученно признался посол. — Кем бы он ни был, он спас моих ребят, не знаю точно, от чего, но спас. А нас с тобой, соответстаенно, оградил от конфуза. Это вполне может быть дружеским приветом от президента Орлова. Если эти сверх-способности,
— Мне не очень в это верится, — возразил Дорман. — Если бы это был намек от Орлова, он был бы более конкретным. А так, с тем же успехом это может быть некая посторонняя сила, за которой люди Орлова охотятся так, же как и мы. Не этого ли «чистильщика» искал «верзила», опрашивая старушку-студентку и всех прочих? Кого искал на пресс-конференции?
— Он искал Ивана Родина, — напомнил посол. — Который никак этим супер-магом быть не может. Слишком шустро он скакал для 85-летнего старца…
— Я теперь ничему не удивлюсь, — не согласился с коллегой Дорман. — Чудом больше, чудом меньше… Эликсир бессмертия с телекинезом и ясновидением вполне сочетается, я считаю…
Они налили еще по стаканчику и молча цедили целебную жидкость, в то время как Иван Родин, слушая их разговор, искренне восхищался проницательностью и цепкой логикой этих матерых вояк. Соображают, черт бы их побрал. Достойные противники, хоть и бывшие. Здесь и сейчас вреда от них, в принципе, никакого… Может быть, из этого инцидента даже пользу удастся извлечь. Впрочем, следы Иваном подчищены неплохо. Выключить камеры — это даже не смешно, с планшетами тоже никаких проблем. Его лица спасенные видеть и запомнить никак не могли, личина была надета специфическая. Все-таки это здорово, когда в Мытищи на метро можно доехать! Хорошо, что успел добраться и вмешаться, иначе Вэй по простоте душевной узнал бы слишком много, а Ивану сильно не хотелось бы переходить черту и рубить хвосты по-жесткому… Зато будет теперь, о чем поговорить с Рьялхи при встрече. В принципе, это происшествие вполне укладывалось в его планы, несмотря на некий сумбур и импровизацию. Что же, от этого и будем плясать.
А Вэй Тьяо, оглушенный вовсе не пластмассовой секцией тоннеля, а бестелесным ударом «демона», мгновенно перехватившего управление его имплантами, очнулся с несвойственной наблюдателям адской головной болью в пустой электричке где-то в районе Фрязево. Как он туда попал с пресс-конференции в ЦУПе, Вэй совершенно не помнил…
Полигон Тюра-там, 2 сентября 1958 года
Владимир Комаров был в своем корабле один, как и Шепард. Но в отличие от крохотного «Меркурия», свободного места в «Востоке» было очень много. Почти что слишком много! До того много, что чувствовалась какая-то несправедливость в том, что лететь могли бы трое, а вся слава в итоге достанется ему одному. Но как ни настаивали космонавты на совместном первом полете, Королев был непреклонен.
— Не осуждайте, орелики, — спокойно сказал Главный, заглянув каждому в глаза. — Так надо, просто поверьте.
И они, конечно, ему поверили. Если не Эс-Пэ, то кому же? Так что, пришлось согласиться и готовиться к полету в гордом одиночестве. Каково это — быть первым? Раз уж так повезло и у конкурентов полет не удался, придется примерять эту роль на себя… Этот Шепард — отчаянный парень, не хуже наших. Прошел по самому краю, но выжил и даже не пострадал. Роскошные кинокадры катапультирования капсулы из «обезумевшей» ракеты показали всем космонавтам и честно предупредили — если что, терпите!
И все же, слишком просторно в корабле. В правом кресле летит приличных размеров кинокамера, управляемая с пульта. Хотя, если подумать, то бортинженер сейчас и не нужен, без него справимся, вместо половины систем габаритно-весовые макеты стоят. А те, что есть, годятся только для такого, пристрелочного, суборбитального полета. А обитатель левого кресла, так называемый космонавт-исследователь, сейчас вообще полная абстракция, нет ни научных приборов, ни экспериментов, вообще ничего, кроме небольшого балласта в виде магнитофона с запасом пленки минут на сорок пять. Да и вообще, пол-корабля в виде агрегатного отсека нет еще! Единственное, что отработано по максимуму — это теплозащита и система посадки, в этом полете больше отказать, по сути, и нечему.
Кроме носителя, само собой. Космонавты уже видели запуск «своей» ракеты вблизи, и каждый из них прекрасно осознавал отчаянный риск, на который придется идти несмотря на все ухищрения. Ведь летим-то, по сути, на боевой ракете, вместо ядерной боеголовки. Космонавтам, конечно, об истинном предназначении ракеты прямым текстом не говорили, но догадаться совсем нетрудно, не первый год в армии, все понимаем… К счастью, «грибок» САС над головой немного успокаивал, лишь бы команда прошла вовремя, в случае чего.
ЭВМ, или, точнее, БЦВК, [54] как записано в документации, уже вполне рабочий и запрограммирован на автоматическое управление спуском, но «софт», как говорят ребята Староса, еще мог содержать в себе какие-то «баги». Наверное, имелись в виду «бобы», как ракетчики называют разные неполадки. На этот случай было предусмотрено аж два независимых пульта ОВК, или особо важных команд, через которые космонавт мог штатно выполнить циклограмму спуска в случае отказа БЦВК. Подстраховались, казалось бы, на все случаи жизни. Но ведь случаи, как известно, разные бывают… А сейчас все мирно и спокойно. Чувствуется, как степной ветер чуть покачивает ракету, и это действует убаюкивающе…
54
Бортовой цифровой вычислительный комплекс — прим. авт.
— «Рубин», я «Заря-1»! — раздался голос Земли, голос Главного. — Как самочувствие?
— На борту порядок, «Заря», — спокойно ответил Комаров но, чувствуя беспокойство Королева, добавил: — Все в норме, Сергей Павлович.
— Это хорошо, что все хорошо, Владимир Михайлович, — раздался смешок Главного. — Нам-то отсюда видно, что все в порядке, мы вам просто спать не даем!
Ну никак не могут без шуточек в такой момент! А время-то уже…
— «Рубин», я «Заря-1». Готовность 20 минут, САС взведена.
А вот тут уже никаких смешков с обеих сторон. Беглый взгляд на панель и подтверждающий доклад:
— «Заря», я «Рубин», есть взведение САС, «сотка» горит.
Программа с индексом «100», или просто «сотка» — не самая любимая у космонавтов, всего лишь подготовка к пуску! А вот как только в бункере повернут «ключ на старт», тогда ей на смену придет «сто первая», та самая, единственная и самая желанная! Хоть и не самая сложная, если верить Старосу. Ракета у нас старая (не физически, а идеологически!), «цифровой» корабль ей неподвластен, но и сам корабль никак не может на ракету повлиять. Поэтому, как примерные пассажиры, терпеливо отслеживаем параметры полета с собственной гироплатформы и акселерометров и только после отделения от носителя вступаем в свои права.