Один момент, одно утро
Шрифт:
– Благослови вас Бог.
– Ничего, не волнуйтесь. Хотя они великоваты.
Карен спешит на кухню. Молли под деревянным столом, расстроенная, сжалась в комок ярости.
– Пришла твоя мама, – громко говорит Трейси.
Карен приседает на корточки:
– Привет, милая, – и заползает под стол.
Но Молли подобна грузовичку, мчащемуся под дождем по автостраде, она так разошлась, что ее не остановить.
Малышка продолжает бушевать, несмотря на присутствие Карен.
– Хочу обняться с папой! Хочу обняться с папой! –
Карен чувствует себя беспомощной, но садится на пятки, гладит Молли по сгорбленной спинке и пытается ее успокоить:
– Папы здесь нет. – Ее собственная душа при этих словах начинает плакать. – Не хочешь обняться с мамой?
Наконец, Молли перестает от нее отмахиваться. Постепенно ее крики становятся все тише, и она, как жук, забирается Карен на колени.
Они сидят так несколько минут, и над ними нависает накрахмаленная скатерть. Карен ощущает темноту и тепло этого места, запах сосны – не случайно Молли забралась именно сюда. Они как будто спрятались в собственном убежище.
– Вот, вот. Ничего. Ничего. Извини, я не папа. Но я здесь, Молстер, я здесь. – Карен обхватила дочь руками и ласково гладит ее по головке, пока Молли, наконец, не проглатывает последние всхлипы, ее дыхание выравнивается, она успокаивается.
Карен спрашивает:
– Тебе лучше?
– Все болит, – говорит Молли, поднимая голову.
– Где болит?
– Здесь. – Молли выпрямляется и потирает животик.
– А-а-а, бедный животик. – Карен поглаживает его.
– И здесь. – Молли касается лобика.
– Бедная головка. – Карен целует ее в лоб.
– И здесь. – Молли возвращается к туловищу, на этот раз к груди. – Все болит.
Карен знает, что наружная боль – это проявление внутренних страданий. Она тоже чувствует, как у нее все болит. Гладя Молли грудку, она вдруг замечает стоящего рядом Люка. Он приподнял скатерть и заглядывает под стол.
– Привет, милый, – говорит Карен, протягивая к нему руку. Интересно, как долго он наблюдает за ними. – Хочешь к нам?
Люк качает головой.
– Тогда и нам, наверное, нужно вылезти. – Она пододвигается. – Давай, Молли, пора домой.
Молли пищит, как раненый звереныш, и крепче приживается к маме.
– Ну, давай, Молстер. Нам пора возвращаться.
Прежде чем Молли успевает возразить или опять удариться в слезы, Карен осторожно вытаскивает ее из-под стола.
– Люк, мой малыш, – улыбается она, вставая и неожиданно осознавая, что едва узнала своего сына.
Люк молчит.
– Ты в порядке?
Люк только смотрит на нее, выпятив губу, и не произносит ни слова. Это не характерно для него, обычно он хотя бы кивает или качает головой. Но он как будто даже не слышал вопроса.
– Поедем домой, – говорит Карен. – Потом попьем чего-нибудь с печеньем, и, если будете хорошо себя вести, я дам вам выбрать DVD, чтобы посмотреть по телевизору. Хотите «Шрек»? Вам он нравится?
– Да, – без колебаний отвечает Молли.
Люк все
Обычно она не позволяла им смотреть DVD в это время дня и не хочет нарушать заведенные правила, но оба так подавлены, что необходимо утешить их любой ценой. И, в общем-то, разве это так важно? Вряд ли просмотр фильма по телевизору нанесет им такую же психологическую травму, как смерть отца.
– Не забудьте, – говорит Трейси, протягивая мешок с одеждой Молли. – Я прополоскала белье, но все еще мокрое.
– Вы просто ангел. – Карен сует мешок под мышку и, положив ладони на головы детей, ведет обоих по коридору; Молли в одежде, которая ей сильно велика, она напоминает клоуна, а Люк шаркает, сердитый и безутешный.
На краю Фёрта, где течет богатая минералами вода и дует морской бриз, стоит этот перегонный завод. Это сюда мы ходим на работу, чтобы приготовить для вас одно из лучших в Шотландии односолодовых виски, как мы делали его более двухсот лет. Налейте себе стаканчик, посмотрите на свет, оцените цвет. От бледно-бледно золотого до темно-коричневого, каждый оттенок – это отражение нашей удивительной холмистой родины.
Не в первый раз Анна рада, что работа ее отвлекает от грустных мыслей. Чтобы сосредоточиться, требуется усилие, но она привыкла. Сколько раз после ссоры со Стивом она подавляла воспоминания о прошлом вечере, пытаясь писать? Теперь она отлично справляется с бегущими наперегонки мыслями, говоря себе, что разберется со своими проблемами позже. И хотя сейчас вовсе не Стив занимает ее мысли, а Карен и дети, способность перенаправлять свою энергию на работу напоминает тренированные мышцы – Анна может делать это с почти предательской легкостью.
– Чаю? – спрашивает Билл, пододвигая к ней свой стул.
– О-о, да, пожалуйста. – Анна поднимает глаза. Офис гудит, как улей. Слышится приглушенная музыка, звонят мобильные телефоны, разговаривают коллеги. Но Анна была в своем собственном мире, на далекой северной границе, среди туманов, морского воздуха и запаха водорослей. Работа, как по волшебству, позволяет ей юркнуть в другое место.
Когда Билл ставит перед ней чашку чаю, слышится короткий писк. Самое время сделать перерыв и прочитать сообщение – она уже потеряла рабочий ритм.
«Все просто валится на меня, – говорится в сообщении. – Пожалуйста, поговори со мной, я знаю, как ты занята. К ххх».
Анне становится плохо. Только что она радовалась, что умеет переключаться на позитивные мысли, а тут снова придется погрузиться во мрак…
Она выходит в коридор и звонит подруге.
– Алло? – слышится голос Карен.
С первого слова Анна понимает, что она плачет. Сколько времени она проплакала так одна?
– О, дорогая. Почему ты не позвонила раньше?