Один под парусом вокруг света
Шрифт:
Много лет я не плавал южнее этих мест. Никак не хочу утверждать, что идя прямо к мысу Горн, я рассчитывал на легкий путь, но сейчас, управляя парусами и снастями, я стремился только вперед и вперед. Становясь на якорь в безлюдных местах, я ощущал чувство страха, а во время последней стоянки на однообразной и мутной реке, решил больше нигде не останавливаться вплоть до Магелланова пролива.
К 28 января "Спрей" оставил позади себя мыс Индио, банку Инглес и прочие опасные места устья Ла-Платы. Воспользовавшись попутным ветром и подняв все паруса, я взял курс на Магелланов пролив, это подлинное чудовище Юга, и предал забвению достоинства нашего умеренного Севера.
Мое судно вполне благополучно миновало залив Баия-Бланка, затем залив Сан-Матиас и залив Сан-Хорхе. Избегая приливных течений, которые здесь одинаково опасны для больших и малых
Последнее происшествие, так меня напугавшее, было еще одним испытанием мореходных качеств "Спрея" и вселило в меня уверенность в преодолении опасностей, которыми мне грозил коварный мыс Горн.
С того дня как меня захлестнула огромная волна и до подхода к мысу Кабо-Вирхенес* не произошло ничего, что могло бы заставить мой пульс биться сильнее. Более того, погода сделалась отличной, море успокоилось и жизнь стала безмятежной. Частенько передо мной возникали миражи: сидевшие на воде альбатросы казались мне большими судами, два морских котика, спавших на поверхности воды, представлялись большими китами, и временами я был готов поклясться, что видневшаяся вдали полоса тумана является гористым берегом. Потом калейдоскоп изменился, и мне почудилось, что я подплыл к земле, населенной пигмеями.
* Мыс девственниц (исп.).
11 февраля "Спрей" обогнул Кабо-Вирхенес и вошел в суровый и мрачный Магелланов пролив, где во всю мощь дул северо-восточный ветер и гнал к берегу белоснежную пену. Такое море очень опасно для плохо оснащенных кораблей. Когда "Спрей" приблизился к входу в пролив, я заметил две полосы течения: одна из них шла вплотную к берегу, а другая подальше. Между этими полосами течения, подгоняемый попутным волнением, я повел "Спрей" с зарифленными парусами сквозь гребни волн, а сильное течение из-за мыса шло нам навстречу. "Спрей" преодолел все затруднения и вскоре очутился с подветренной стороны Кабо-Вирхенес, с каждой минутой приближаясь к спокойной воде. Длинные водоросли, облепившие подводные скалы, зловеще шевелились под килем "Спрея", а обломки большого парохода на берегу дополняли мрачную картину.
Мне не так легко удалось миновать это место, так как "девственницы" взимают дань со всех и потребовали ее даже со "Спрея", когда он проходил мимо. Порывистые шквалы дождя, налетавшие с северо-запада, чередовались с северовосточными ураганами. Я зарифил все паруса и уселся в каюте, чтобы сомкнуть усталые глаза. Все окружающее было настолько тревожным, что даже в воздухе, которым я дышал, чувствовалось предупреждение об опасностях. Вдруг мне почудилось, что кто-то предупреждающе крикнул: "Эй, на "Спрее"!" Я выскочил на палубу, удивляясь, кто бы это смог настолько хорошо знать "Спрей", чтобы окликнуть его по имени. Ночь была одной из самых темных, и только на юго-западе виднелась белая дуга - самый страшный признак приближавшегося от мыса Горн шторма. Я успел быстро убрать паруса и крепко асе закрепить. И тут ураган, словно пушечный выстрел, ударил по судну. Есть о чем вспомнить, когда подумаешь о том, что представляли собой первые полчаса налетевшего шквала. Он ревел не переставая на протяжении тридцати часов. На "Спрее" пришлось оставить только трижды зарифленный грот и фока-стаксель. С этой небольшой парусностью "Спрей"
Когда ураган стих, ему на смену пришел легкий ветер, и "Спрей" благополучно прошел пролив, а 14 февраля 1896 года стал на якорь в Пунта-Аренас.
Пунта-Аренас - чилийская угольная станция - насчитывает около двух тысяч жителей разных национальностей, но преобладают чилийцы. Колонисты, поселившиеся в этой тоскливой местности, отлично преуспевают, занимаясь овцеводством, золотоискательством и охотой. С появлением в этих краях .недобросовестных пришлых торговцев жизнь патагонцев и огнеземельцев стала нестерпимой. Торговые отношения в основном сводились к продаже "огненной воды". Даже если бы здесь существовали законы, запрещающие продажу этой отравы туземцам, то все равно их никто не соблюдал бы. Приятнейшие патагонцы после встречи с белыми людьми становятся настолько пьяными, что не могут даже вспомнить, кто и когда украл у них пушнину.
Я нашел только одного желающего отправиться вместе со мной
Пунта-Аренас был еще свободным портом, но здание таможни уже строилось, после чего предполагалось взыскивание портовых и таможенных сборов. Город охранялся военной полицией и еще какими-то бдительными личностями, таскавшими с собой ружья. Но когда дело доходило до наказания, они, на мой взгляд, как правило, убивали невиновных. Незадолго до моего прибытия здешний губернатор, находясь в самом отличном настроении, приказал местным головорезам совершить набег на индейское поселение и уничтожить всех и вся в отместку за то, что в каком-то другом месте недавно было совершено нападение на экипаж шхуны.
Пунта-Аренас было местом крайне склонным к новостям, и там выходили две газеты, кажется даже ежедневно.
Капитан порта - чилийский военный моряк - рекомендовал мне нанять людей, чтобы сражаться с индейцами, когда я отправлюсь далее на запад, и советовал обождать прибытия чилийского военного судна, которое . поведет меня на буксире. Переговорив в городе с кем можно, я нашел только одного желающего отправиться вместе со мной, да и то он соглашался при условии, если я найду еще одного компаньона и собаку. Не найдя второго волонтера и не желая иметь собаку, я прекратил переговоры и ограничился тем, что зарядил мои ружья. Тут мне на помощь пришел капитан Педро Замблих, австриец по национальности, человек с огромным опытом. Он дал мне мешок обойных гвоздей, которые были ценнее любой охраны и всех собак Огненной Земли. Сначала я возражал, так как не понимал смысла применения гвоздей на моем судне, но Замблих только улыбался и настаивал на том, что гвозди - лучшая защита.
– Вы должны пользоваться ими с осторожностью, - говорил. он.
– Главное, не наступите на них сами...
Получив этот намек относительно применения гвоздей, я собрался в путь, рассчитывая, что в ночные часы сумею уберечь палубу судна, не прибегая к излишней охране.
Замблих проявил большой интерес к моей экспедиции и, помимо гвоздей, доставил на борт "Спрея" несколько мешков с галетами и большое количество копченой оленины. До сих пор я питался обычными, легко ломающимися морскими галетами, но Замблих сказал, что они недостаточно питательны по сравнению с теми, которые доставил он, хотя его галеты были так тверды, что разбить их можно было только сильным ударом молотка. Со своего шлюпа Замблих подарил мне компас, который был значительно лучше моего, и даже предложил собственный грот, если я соглашусь на этот дар. В заключение этот великодушный человек принес мне пузырек с золотым песком и сказал, что золото может пригодиться в плавании, хотя я чувствовал, что добьюсь успеха и без этого ощутительного для моего друга расхода. Как выяснилось впоследствии, подаренные Замблихом обойные гвозди оказались более ценными, чем золото.
Когда капитан порта понял, что я твердо реадил продолжать свое плавание в одиночестве, он не стал чинить препятствий, но посоветовал во всех случаях, когда местные лодки попытаются меня окружить, стрелять метко и заблаговременно, но стараться без нужды никого не убивать. С последним соображением я чистосердечно согласился. Ограничившись этими советами, капитан порта выдал мне бесплатно разрешение покинуть стоянку, и в тот же день, 19 февраля 1896 года, я вышел в море. Не скрою, что не без волнений я отправился в путешествие, в котором должен был пережить неведомые мне до сих пор приключения при встречах с жителями Огненной Земли.