Один процент тебя
Шрифт:
У меня было не особо много вещей. И пока я мог найти место на полу, сесть с блокнотом и карандашом или с красками и кистями, я буду продолжать откладывать все остальное.
— Следи за языком. — Она усмехнулась. — И ладно.
— Но я не против если ты заедешь со своей запеканкой, раз уж я переехал по твоей просьбе, — сказал я, загоняя машину на стоянку у салона.
— В салон? — спросила она.
— Ага.
— Принести целую?
— Я могу поделиться, — сказал я ей, и это снова заставило ее рассмеяться.
—
— Люблю тебя.
— И Элайджа, я рада, что ты наконец вернулся домой.
Я улыбнулся, завершил вызов и направился в салон.
______
Наблюдать, как мама с ребенком уходят, когда я возвращаюсь домой, стало привычным делом. В воскресенье я не работал, но видел, как они уходят, когда подошёл к окну.
В понедельник вечером подъехав к своему дому, я снова увидел их. По ее быстрой походке вразвалочку я понял, что ей неприятно видеть меня каждый вечер.
Но сегодня вечером она оказалась недостаточно быстрой. Ее ребенок увидел меня, когда она пыталась затащить ее на заднее сиденье.
— Ух... — Возможно, девчонка указывала на меня пальцем, когда взвизгнула. Трудно сказать. Уличный свет был не слишком ярким, и ее мама склонилась над ней, пристегивая. — Демо...
— Люси!
— Я хотела сказать, похититель чипсов! — поправила она себя, словно так было лучше.
Должно быть, мама закончила пристегивать ее к сиденью. Она выпрямилась и захлопнула дверь. Казалось, мамаша изо всех сил старалась не смотреть на меня. Наблюдая, как она, ковыляя, обходит машину, я понял, что видел ее только в белой униформе — в такой же, как в тот день, когда имел неудовольствие встретить этих двоих в магазине. Справедливости ради, это было не совсем знакомство, поскольку я не знал их имен.
Поправка. Я не знал ее имени. Ребенка звали Люси. Мать вечно орала об этом.
Непростая у нее жизнь. В те короткие минуты, когда я видел ее, она постоянно куда-то спешила, всегда выглядела измотанной до такой степени, что на нее было больно смотреть... Готов поспорить, она задавалась вопросом, о чем она нахрен думала, заводят детей в столь юном возрасте.
Заднее стекло опустилось, и следующее, что я услышал, было:
— Чего уставился?
У девчонки были серьезные претензии ко мне, но в ее защиту хочу сказать, что постоянно пялился на них. Ради всего святого, как взрослый мужик смог заполучить трёх, а может, и пятилетнего врага?
Моей маме было бы очень стыдно. К счастью, ее не было рядом, чтобы лицезреть это.
— У тебя проблема, малыш, — сказал я ей.
Ее мама наконец встретилась со мной взглядом.
— Что ты сказал?
В ее голосе была та дерзость, которую я слышал в продуктовом магазине.
— Твой ребенок. — Я указал на ее дочь, я не мог ее видеть, было достаточно темно, но не сомневаюсь маленькая проказница показывает мне язык. — У нее проблема.
— И в чем же заключаться ее проблема? — спросила
— Что, блядь? — зашипел я. — Каждый вечер, когда я возвращаюсь с работы, ты уезжаешь. Поверь, мне не доставляет удовольствия каждый вечер видеть эту обзывалку. Она грубиянка.
— В чем твоя проблема? — Она открыла дверь со стороны водителя, с такой силой будто злилась на нее. — Ей три года! Ты хоть понимаешь, насколько глупо выглядишь, придираясь к ребенку?
— Я не придираюсь к ней. Она первая начала.
Она недоверчиво рассмеялась, ее рука метнулась к животу, чтобы придержать его.
— Потому что ты стоял и пялился на нас. Ты делаешь это с тех пор, как на прошлой неделе переехал сюда!
Правда?
Моя шея и лицо еще никогда так не пылали. Я был в равной степени зол как черт и смущен. Эта глупая конфронтация была моей ошибкой. Почему, черт возьми, я не оставил все как есть? Почему эта девчонка и ее мамаша забрались мне под кожу и поселились в моей голове?
Вдохнув и выдохнув, я попытался обрести спокойствие. Поняв, что превратился в безнадежного говнюка, я шумно выдохнул, а затем пробормотал:
— Какая невероятная удача — узнать, что демон — твой сосед?
— Ты украл мои чипсы! — крикнула Люси с заднего сиденья машины.
— Люси! — зашипела ее мама. — Почему она все время так говорит? — Ее взгляд ненадолго остановился на дочери, а затем переместился на меня. — Ты на самом деле украл у нее чипсы?
Я почесал челюсть и замер на мгновение. У нее такая аура... В матерях — даже молодых — было что-то такое, что заставляло вас извиваться словно змея, когда вы чувствовали вину.
— Она их уронила. — Вот и все. Я признал это. — И я подобрал их, когда они выпали у нее из рук.
Ладно, очевидно, все было не так.
— Он зашипел на меня, мамочка!
Ох, блядь.
— О, боже! — Она раздраженно выдохнула. — Ты правда забрал у моей дочери чипсы. И ты шипел на нее. Да что, помадка, с тобой не так?
Помадка?
Когда она так говорит, я не знал, что ответить. Я знал, что осел. В этот момент мне даже было немного смешно. Но когда она устремила на меня такой злобный, пугающий взгляд... Она не знает меня... Ого, в чем же была моя проблема?
Я поругался с ребенком.
Раньше такого никогда не происходило. Последний раз я общался с ребенком на дне рождения моего младшего двоюродного брата три года назад. Я пошел только из чувства долга, но как только пришел туда, понял, почему я этого раньше не делал. Час спустя я ушел.
Несмотря на мою склонность быть придурком, хотелось верить, что я порядочный человек. Просто я не слишком интересовался детьми и не хотел иметь собственных.
— Перестань пялиться и, ради всего святого, прекрати разговаривать с моей дочерью, — огрызнулась она, садясь в машину.