Один триллион долларов
Шрифт:
В начале августа бастующие Hugemover капитулировали. Они месяцами устраивали пикеты у ворот, выставляли транспаранты и раздавали листовки, а в цехах между тем продолжалось производство, причем продуктивность даже выросла. В конце концов они объявили забастовку оконченной и приняли трудовые условия, которые за это время еще раз ужесточились; они объявили, что согласны с тем, что зарплата понизилась и что при необходимости они будут работать по двенадцать часов в день, включая и выходные, без дополнительной оплаты.
– Меня просто предали, – сказал по телевизору токарь, проработавший в Hugemover 27 лет. – Моя фирма решила меня напоследок добить.
У Джона
– Неужто правда нужно было действовать так жестко? Из-за каких-то нескольких процентов прибыли?
Маккейн бросил на него пренебрежительный взгляд.
– Во-первых, проценты никогда не бывают «какими-то». Вам ли этого не знать после того, как вы получили свое состояние благодаря «какой-то» четырехпроцентной ставке. Во-вторых, – сказал он и мрачно выдвинул челюсть вперед, – мы пришли не для того, чтобы делать людей богатыми и счастливыми. Этот человек, – он кивнул головой в сторону телевизора, – имеет и еды вдоволь, и крышу над головой, и многое другое, чего лишены миллионы людей на этой планете. Мы здесь для того, чтобы спасти будущее человечества, а это будет тернистый путь, если он вообще есть. От людей придется отречься, и они с этим смирятся. Одни усвоят этот урок раньше, другие позже. Это правда, хотя я никогда не высказал бы ее перед телекамерами.
Джон кивнул, глядя на экран, где люди сначала повесили, а потом подожгли чучело Дональда Раша. Он понимал людей и их ярость, но он также понимал, что они не видят главных взаимосвязей. Он чувствовал, что все неправильно, все отвратительно, но альтернативы не было.
Победу они одержали. Хоть она и была невкусной.
Вскоре после этого Джон Сальваторе Фонтанелли, богатейший человек мира – все еще, и даже богаче, чем был – полетел на переговоры с управляющим директором Международного валютного фонда в Вашингтон. В газетах уже стало расхожим понятие «азиатский кризис»; по последним сообщениям, под давление попала и индийская рупия, и южнокорейский вон.
Самолет Джона приземлился в аэропорту Вашингтона с особым приоритетом, и его препроводили в охраняемую зону, где уже стояли в ожидании три черных лимузина с тонированными стеклами, один из которых должен был отвезти Джона к резиденции МВФ, тогда как остальные должны были отвлекать ожидающих фотографов и репортеров. Джон успел лишь мельком глянуть на здание МВФ, неуклюжую громадину из стали и бетона, с особым оформлением окон на верхнем этаже – они походили на вентиляционные шахты, – прежде чем машина въехала в подземный гараж, откуда его и сопровождавших его юристов и специалистов – через коридоры и лифты – проводили в просторное помещение для переговоров. Там их ожидал хорошо одетый человек с короткой седой стрижкой и ледяным рукопожатием.
– Меня зовут Ирвинг, – сказал человек тихим, выверенным голосом. – Роберт Ирвинг. Мистер Камдессю передает вам сердечный привет и глубокое сожаление, что по личным причинам не сможет сегодня присутствовать. Все полномочия говорить с вами он передал мне.
Джон слышал, как его сопровождающие недовольно откашливались. Один наклонился и шепнул ему на ухо:
– Отговорка, сэр. Мы должны перенести встречу на другое время и улететь.
Но такой вариант был для него неприемлем. Он и так весь полет бегал в туалет от нервозности и не хотел ничего откладывать.
Кроме того, обсуждать-то было нечего – он скажет, что собирался, и все. Джон водрузил на лицо улыбку и сказал:
– Очень приятно.
И они сели за стол, Джон и его сопровождающие
– Один из моих сотрудников подойдет чуть позже, – сказал Ирвинг. – Начнем без него.
Шорох папок, отвинчивание колпачков чернильных ручек, разворачивание блокнотов. «Помните о том, что вы контролируете как минимум в десять раз больше денег, чем валютный фонд, – настраивал его Маккейн. – У них есть все основания бояться вас». Джон откашлялся и сказал вступительное слово, которое отрепетировал вместе с Маккейном. Что они с тревогой наблюдают за развитием в Азии. Что он имеет в виду не финансовый кризис, а аспект долгосрочного развития. Что особенным поводом для тревоги является рост населения на Филиппинах.
– Как вы знаете, я прилагаю усилия, чтобы выполнить старинное пророчество, – сказал Джон, чувствуя при этом, как его сердце грозит вырваться из груди. – Я хотел бы просить вас поддержать нас в этих усилиях. Эта просьба не кажется мне самонадеянной, потому что, в конце концов, нашей целью является общее благо. – «Вы можете позволить себе разговаривать мягко и выражать вежливые просьбы, – говорил Маккейн. – Вы настолько могущественны, что вам не нужно ничем грозить, помните об этом». – У нас есть возможность остановить кризис азиатского финансового рынка. Мы предлагаем сделать это, если МВФ дополнит свой список регуляционных мер в этом регионе одним компонентом демографической политики, иначе говоря, позаботится о том, чтобы там был разрешен и проводился активный контроль за рождаемостью. – Даже не кивок, а лишь короткий взгляд, и один из адвокатов протянул ему по столу подготовленный документ. – Подробности изложены в предложении, которое разработали наши эксперты.
Бумагу передали дальше, пока она не дошла до Ирвинга, и тот ее бегло пролистал и отложил в сторону, чтобы закурить следующую сигарету. Три окурка уже лежали в его пепельнице.
– Для меня это звучит так, – сказал он, высекая из зажигалки только искры, потому что слишком торопился, – будто крупный производитель презервативов и противозачаточных пилюль – каким вы, кстати, и являетесь, если меня правильно информировали, – осваивает новый рынок сбыта.
– Чепуха, – сказал Джон. Это прозвучало грубее, чем он рассчитывал, но пошло на пользу, так как некоторые из них вздрогнули.
– Помимо того, что МВФ как международная организация не может принять никаких предписаний от фирм частной индустрии, – продолжал Ирвинг, – такого рода меры выходят за рамки, обычные для интервенций. Я не хочу оспаривать благородные цели вашего предложения. Что касается демографической политики, то, насколько мне известно, эксперты расходятся во мнениях, как оценить современное состояние. Я думаю, все решения по этим вопросам должна принимать каждая нация, это ее внутреннее дело.
Джон растерянно смотрел на худощавого, седого человека. Он почти слово в слово сказал то, что и Маккейн, который в их вечерних репетиционных дискуссиях играл роль управляющего директора МВФ.
– Это ваша точка зрения, – ответил он так, как он это делал уже много раз. – Но мы придерживаемся других взглядов. Через несколько месяцев мы представим результаты самого сложного компьютерного моделирования глобальных взаимосвязей и развития, какое когда-либо было предпринято. И хоть в настоящий момент подробности еще не уточнены, мы можем исходить из того, что огромные усилия по ограничению рождаемости станут неизбежны. И чем скорее мы это начнем, тем будет лучше. – Хорошо. Лучше, чем у него получалось перед Маккейном.