Один триллион долларов
Шрифт:
– Буду знать. И не желаю больше терпеть это. – Джон встал и отступил назад. – Я не рад, что познакомился с вами, синьор Фален, и я надеюсь, что мы больше не увидимся. Благополучной смерти. – И он вышел, и позднее ему пришлось признать, что в это мгновение ему было все равно, последует ли за ним Урсула.
Но она выбежала за ним, и он обнял ее и почувствовал, как она дрожит. Они услышали смех старика и слова, которые он прокричал им вдогонку:
– А вы мне понравились, Фонтанелли! Погодите, в один прекрасный день вы все сделаете как надо!..
Потом они свернули за угол коридора и уже не слышали
– Я больше не могу, – пробормотал Джон, обращаясь скорее к самому себе. – Если мне еще кто-нибудь предскажет, что я сделаю все как надо, я закричу…
– После войны он был приговорен к двадцати пяти годам тюрьмы, – рассказала Урсула по дороге к аэропорту. – Что, я думаю, было счастьем для моего отца, он рос беззаботно. Он был последним ребенком, два его старших брата погибли в последние дни войны.
– Я не понимаю, почему вы вообще с ним еще возитесь.
– Я тоже. Но отец не бросает его. Иногда я думаю, что он хочет ему что-то доказать этим. Может, что любовь сильнее ненависти, не знаю. Мне всегда было только противно, когда мы его навещали – в тюрьмах или больницах, и он терзал нас своими высказываниями.
Охранник аэропорта с приветливой улыбкой пропустил их машину к летному полю, где их самолет уже ждал наготове, чтобы отвезти их в Лондон.
– По мне, так можешь больше не навещать его, – сказал он.
Маккейн распорядился два часа ни с кем не соединять его по телефону. Он сидел, глядя на панораму свежеумытого октябрьским солнцем Лондона, откинув спинку кресла и задрав ноги повыше, держа на коленях папку с целым рядом неприятных для него цифр, и думал о том, как человечество будет умирать. По крайней мере, его бесполезная часть.
Естественно, в первую очередь голод. Голод дает тихую, незаметную смерть. Каждый год от голода умирают миллионы людей, это длится так давно, что уже не производит сколько-нибудь заметного впечатления на общественное мнение. Голодающие люди слишком слабы, чтобы затевать войны, – тоже аргумент в пользу голода как оружия.
Отрицательным пунктом было то, что голод, как показывают цифры, обусловлен не недостатком продовольствия, а недостатками его распределения. Люди умирают не оттого, что нечего есть, а оттого, что не на что купить еды. Придется провести переустройство международной логистики и структуры торговых отношений так, чтобы при этом ничего не изменилось. Еще труднее будет сделать это, не вызывая подозрений.
Это существенный минус. Почти критерий исключения.
Маккейн рассматривал диаграмму роста населения за последние две тысячи лет. Единственная впадина на этой постоянно ползущей вверх кривой была обусловлена эпидемией чумы в середине четырнадцатого века, которая выкосила треть европейского населения. А больше ничто не сказалось на росте, даже Вторая мировая война.
Эпидемия. Чума больше не рассматривается, с нею теперь легко справляются. Но СПИД выглядит неплохо, а? СПИД вызывается вирусом, а не бактериями, а против вирусов в арсенале медицины нет пока что почти ничего. СПИДу удалось – будучи практически незаразным, передаваясь только половым путем, – все-таки неудержимо распространиться. И с момента заражения до начала проявления болезни проходит
Он пролистал тонкий эпидемиологический отчет, сделанный одним авторитетным шведским институтом. Вот что следовало из этого отчета: СПИД затрагивает главным образом тех, у кого не хватает ума защитить себя, или кто слишком сластолюбив, чтобы делать это. Другими словами, СПИД осуществляет положительный естественный отбор, разве нет? Эта мысль очаровывала его. Болезнь метила позорным пятном, перстом Божьей воли, которой перечить нельзя.
СПИД годился. Это была эпидемия, лучше которой и не придумаешь. Единственный вопрос состоял в том, достаточно ли быстро она сработает?
В этом отношении статистика разочаровывала. Норма заражения была мала по сравнению с нормой рождаемости, а в некоторых местах даже шла на убыль. Этого недостаточно, чтобы переломить ход кривой роста населения.
Может быть, существует некая точка прорыва? Можно взять под контроль соответствующие фармацевтические фирмы, сделать лекарства недоступно дорогими и сократить исследования по вакцинам до незначительного минимума. Практические основания для этого всегда легко найти; в крайнем случае можно аргументировать интересами акционеров,которые в последнее время все в большей мере становятся признанными в обществе и обещают стать священной коровой в любом важном решении.
Телефон зазвонил, несмотря на строгое указание. Он взял трубку.
– Да? Понятно. Со своей подругой? Да что вы? Хорошо, спасибо, что поставили меня в известность. – Крис О'Хэнлон был самым надежным его осведомителем среди охранников, надо отдать ему должное.
Маккейн захлопнул папку и отнес ее на место, в шкаф. Надо заблаговременно подумать о расширении контроля над продовольствием, семенным фондом и вакцинами, но это еще не сегодня. Потребуется оружие, чтобы защитить последние бастионы цивилизации от нашествия варваров, от грядущего хама. Потребуется и основательный пересмотр их кошелька, а у него пока не было ни малейшего представления, как убедить в этом Джона Фонтанелли.
39
Он действительно был владельцем замка. Она не верила своим глазам, когда они ждали, когда раскроются створки кованых ворот, украшенные темно-красным логотипом Фонтанелли – f . Мало того, что они летели маленьким самолетом, который в любое время был в их личном распоряжении, мало того, что их забрал в аэропорту длинный черный лимузин, в котором она сама себе казалась героиней какого-то фильма, так еще и этот замок, о котором Джон всегда говорил, оказался правдой. А она принимала его слова за шутку.
Он вырос из-за холма – серый, неприступный и огромный – и показался ей странно неподходящим для человека, у которого были всего-навсего деньги, а не династия предков. И прислуга выстроилась шпалерами – мужчины и женщины в традиционной для своей профессии униформе: повара, горничные, кельнеры, садовники, мастеровые, конюхи и так далее; и дворецкий в строгом фраке выступил вперед, как только шофер распахнул дверцу, и приветствовал их на напыщенном, тонкогубом британском английском.