Один триллион долларов
Шрифт:
– У нас уже есть всемирный президент, – сказал Малькольм Маккейн в одном из телевизионных интервью. – Вы все его знаете; его зовут Джон Сальваторе Фонтанелли. Разве это не очевидно? Повсюду в мире происходит то, чего хочет он. Случайно он захотел, чтобы повсюду были сооружены избирательные участки, потому что в его голове возникла утопическая идея. Но хотя каждому ясно, какое это все безумие, ему все равно подчиняются.
Маккейн был первым, кто воинственно выступил против плана Фонтанелли. В объявлениях, плакатах и телевизионных роликах, оплаченных Morris-Capstone,намерения Фонтанелли высмеивались
Представитель США в ООН в необычайно резких выражениях критиковал решение Кофи Аннана о поддержке запланированного «триллионером» референдума. В хорошо информированных кругах считалось после этого, что дни генерального секретаря сочтены.
Марвин остановился на каменистой обочине и стал рассматривать мотель издалека. Перед входом красовался вырезанный из цельного древесного ствола медведь гризли. Расположение двух низких, вытянутых в длину строений с желтыми стенами соответствовало описанию. Судя по припаркованным машинам, занято было всего два номера, и в одну из двух машин – старый «форд пикап» – как раз снова погружались двое кряжистых мужчин, похожих на путешествующих лесорубов.
Он снова включил скорость и проехал последний участок пути до парковки мотеля. За приемной стойкой сидел неряшливого вида мужчина со странным лицом без подбородка и волосами, завязанными в хвост, и больно уж уныло вел процедуру оформления.
– Можно ли позвонить из комнаты? – спросил Марвин, когда рецепционист сортировал деньги в кассе.
– Просто наберите в начале ноль, – буркнул тот.
– И за границу?
– Да. – Он подвинул ключ по стойке. – Номер третий, от входа сразу налево.
Комната была оклеена жуткими коричневыми обоями, но все остальное было в порядке. Марвин умылся, посмотрел в окна на две стороны света, не обнаружил ничего, кроме леса, леса и еще раз леса, потом сел на кровать и взял телефонный аппарат на колени. Никаких мобильных телефонов, предупредил его Бликер. По ним можно запеленговать твое местонахождение на земном шаре с точностью до десяти шагов.Логично. Это входило в их план. Который он им испортит, даже если это будет последнее, что он сделает.
Марвин немного подумал, потом набрал длинный номер. Ответил женский голос, он назвал имя, его переключили, и сражу же ответила другая женщина, говорившая по-английски с очаровательным итальянским акцентом.
– Хэлло, Франческа, – сказал он. – Это я, Марвин.
– Марвин? – ахнула она,
– Франческа, – мягко перебил он ее. – Мне нужна твоя помощь.
– Моя помощь?
– Франческа, дорогая, ты должна разузнать для меня один номер телефона…
– Часто говорят о мирной перестройке Южной Африки как о чуде, – сказал Нельсон Мандела во время государственного визита в Австралию. – Кажется, для всего мира было ясно, что Южная Африка должна погибнуть в кровавых расовых конфликтах. Но руководители различных общин и политических партий опровергли пророков гибели благодаря своей готовности к переговорам и компромиссам. Если опыт Южной Африки что-то значит для мира в целом, то в качестве образца я надеюсь на то, что там, где люди при желании собираются вместе и преодолевают свои разногласия ради всеобщего блага, там можно найти мирные и справедливые решения даже для самых трудных проблем.
Слушатели, собравшиеся под открытым небом, вежливо аплодировали. Свет был окрашен в осенние тона, Австралия вступала в холодное время года.
– Уж больно елейно, – шепнул один из журналистов своему соседу и поднял руку, чтобы задать вопрос: – Ходят слухи, что вы были бы обязаны должностью Всемирного спикераконцерну Фонтанелли?
Мандела задумчиво оглядел спросившего.
– Я знаю об этих слухах, – сказал он. – Они неверны. Если меня выберут, то это сделает не мистер Фонтанелли, а люди всех народов земли. Им я и буду обязан. Но в случае, если я буду избран, вы сможете ждать от меня, что я буду делать то же самое, что я делал всю мою жизнь: умирать за правду и справедливость.
Возник общий неопределенный шум. Часть слушателей, в первую очередь приглашенные гости из бизнеса и политики, казалось, сочла вопрос журналиста неуместным.
– Прихоть судьбы, – продолжал Нельсон Мандела с мягкой, почти извиняющейся улыбкой, – такова, что в рамках нового финансового мирового устройства первым пострадает как раз мистер Фонтанелли. Потому что он в свое время вступил в права наследства, не заплатив положенный в таких случаях налог. Такова правда. И это несправедливо. Мы не сможем этого терпеть.
49
Так вот чем это кончилось.
Освещение в фойе, казалось, было тусклее, чем обычно, голоса в коридорах глуше, цвет всей обстановки мрачнее. Люди, которые еще вчера относились к нему как к властелину мира, теперь избегали его, смотрели на него, как на обреченного.
Адвокаты, окружившие массивный стол, словно стая злых собак, застыли, когда в зал для переговоров вошел Джон Фонтанелли. У них были влажные пятна пота под мышками, на столе перед ними громоздились горы бумаг, и у некоторых вид был такой, будто они всю ночь здесь кровожадно грызлись. В воздухе пахло массовым убийством.
– Ну, что? – спросил Джон, садясь.
– До сих пор нет полной ясности, – пролаял шеф юридического отдела, очень грузный человек с венозными веточками на коже и толстыми пальцами. – В какой стране платить налог? В Италии? В США? На какой правовой основе могут быть потребованы дополнительные выплаты?
– Какую правовую систему вообще применять, если вести переговоры? – тявкнул приземистый адвокат со скачущим кадыком.
– И как обстоит дело с законной силой договоренности, к которой вы пришли с итальянским правительством? – гавкнула тощая, голодающего вида блондинка, тыча в его сторону шариковой ручкой, как рапирой.