Один в Берлине
Шрифт:
Означенная дама жила в большом доме возле парка Фридрихсхайн, дверь отворила горничная, и госпожа Квангель накинулась на нее, чтобы скрыть внезапно нахлынувшую неуверенность:
— Чего-чего? Пойдете узнавать, можно ли поговорить с хозяйкой! Я из «Фрауэншафта», я должна с ней поговорить и поговорю!.. Кстати, девушка, — вдруг добавила она, понизив голос, — какая такая «хозяйка»? У нас в Третьем рейхе хозяек нету! Мы все трудимся для нашего любимого фюрера — каждый на своем месте! Мне нужна госпожа Герих!
Остается неясно, почему госпожа Герих приняла эту посланницу национал-социалистского
С любезной улыбкой она встретила ее посредине своего шикарного салона, и, взглянув на нее, Анна Квангель убедилась, что госпожа Герих действительно то самое создание, какое она ищет: длинноногая блондинка, накрашенная и надушенная, волосы уложены надо лбом в высокое сооружение из крупных локонов и мелких кудряшек. Половина фальшивые! — незамедлительно решила Анна Квангель. Этот вывод вернул ей толику уверенности, которая при виде поистине роскошной комнаты почти испарилась, ведь подобных комнат — с шелковыми коврами, кушетками, креслами и креслицами, столами и столиками, стенными гобеленами и множеством блестящих светильников — Анна Квангель в жизни не видала, даже в тех вправду аристократических домах, где работала два с лишним десятка лет назад.
Дама приветствовала Анну Квангель как полагается, правда, руку вскинула с ленцой:
— Хайль Гитлер!
Анна Квангель исправила ее небрежность, отсалютовав серьезно, старательно и четко:
— Хайль Гитлер!
— Вы, как я понимаю, из национал-социалистского «Фрауэншафта»… — Дама выждала секунду-другую, но, поскольку имя ей не назвали, едва заметно улыбнулась и продолжила: — Но прошу вас, садитесь, пожалуйста! Речь наверняка идет о пожертвовании, и я готова в меру возможностей оказать денежную поддержку.
— Речь не о пожертвовании! — чуть не в ярости выкрикнула Анна Квангель. Внезапно она ощутила глубокое отвращение к этому прелестному созданию, к этой самочке, которая никогда не станет настоящей женой и матерью, не в пример ей, Анне Квангель. Она ненавидела эту особу и презирала, ведь та никогда не признaет обязательств, какие Анна Квангель всегда считала священными и нерушимыми. Для этой фифы все только игра, на подлинную любовь она совершенно неспособна и дорожит лишь тем, чему Анна Квангель в браке с Отто Квангелем никогда не придавала серьезного значения.
— Нет, речь не о пожертвовании! — нетерпеливо повторила она. — Речь о другом…
Ее опять перебили:
— Прошу вас, присядьте! Я же не могу сидеть, когда старшие стоят…
— У меня нет времени! — сказала Анна Квангель. — Хотите — встаньте, а нет, так сидите себе спокойно. Мне все равно!
Госпожа Герих, слегка прищурившись, с любопытством рассматривала простодушную женщину из народа, которая позволяет себе такую бесцеремонность. Потом легонько пожала плечами и сказала, все еще любезным тоном, но уже менее предупредительно:
— Как вам будет угодно! Тогда я посижу. Вы хотели сказать…
— Я хочу спросить вас, — решительно произнесла Анна Квангель, — почему вы не работаете. Наверняка ведь читали воззвания, что каждый еще
— Причина у меня вполне уважительная, — отвечала госпожа Герих теперь уже весело и спокойно, не без насмешки разглядывая руки собеседницы, натруженные, потемневшие от вечной чистки овощей, — я никогда в жизни не занималась физическим трудом. Я для него совершенно не гожусь.
— А вы хоть раз пробовали?
— Я вовсе не собираюсь подобной попыткой портить себе здоровье. В любое время могу представить медицинскую справку, что…
— Не сомневаюсь! — перебила ее Анна Квангель. — Справка за десять или двадцать марок! Но в данном случае справки уступчивых частных докторов силы не имеют, решение о вашей трудоспособности примет врач того предприятия, на которое вас направят!
Секунду госпожа Герих смотрела в сердитое лицо собеседницы. Потом пожала плечами:
— Прекрасно, направьте меня на какое-нибудь предприятие! И увидите, что получится!
— Это вы увидите! — Анна Квангель достала школьную тетрадь в клеенчатой обложке. Подошла к ближайшему столику, раздраженно отодвинула в сторону вазу с цветами и, прежде чем писать, послюнила языком кончик карандаша. Все это она проделала нарочно, чтобы позлить дамочку; ведь своей цели она достигнет, только когда пробьет маску насмешливого спокойствия и хорошенько разозлит эту особу.
Кто у нее отец? Хозяин столярной мастерской, ну да, — а эта никогда в жизни не занималась физическим трудом! Ладно, посмотрим. Сколько здесь проживает народу? Трое? Считая прислугу? Ага, значит, вообще-то двое…
— Вы правда не в состоянии сами позаботиться о муже? Еще один человек уклоняется от работы в военной промышленности, так и запишем! Детей у вас, разумеется, нет?
Теперь и дамочка рассердилась, кровь бросилась ей в лицо, что из-за толстого слоя пудры было заметно только на висках. Но жилка на лбу возле переносицы набухла и начала пульсировать.
— Да, детей, разумеется, нет! — тоже очень резко бросила госпожа Герих. — Можете еще записать, что я держу двух собак!
Анна Квангель чопорно выпрямилась, устремила на собеседницу мрачно сверкнувшие глаза. (В этот миг она напрочь забыла, с какой целью сюда пришла.)
— Послушайте! — воскликнула она, нарочито будничным тоном. — Вы что же, посмеяться решили надо мной и над «Фрауэншафтом»? Издеваетесь над трудовыми инструкциями и над нашим фюрером? Я вас предупреждаю!
— А я вас! — вскричала госпожа Герих. — Вы, кажется, не знаете, с кем имеете дело! Чтобы я издевалась над инструкциями! Мой муж — оберштурмбанфюрер [17] !
— Ах, вот как! — сказала Анна Квангель. — Вот как! — Голос ее вдруг стал совершенно спокойным. — Ну что ж, ваши данные я записала, вам сообщат! Или вы еще чем-нибудь занимаетесь? Скажем, ухаживаете за больной матерью?
17
Оберштурмбаннфюрер — звание в войсках СС, соответствующее подполковнику.