Один в чужом пространстве
Шрифт:
Я прошел на кухню, побрился. Холодная вода немного поубавила несвойственную моему организму вялость: видимо, одной кружки фирменного хоботовского отвара для выздоровления оказалось недостаточно. Растеревшись вафельным полотенцем, я повернулся к двери и замер: в щель между ситцевыми занавесками было видно, как генерал, опоясанный белыми ремнями, укладывал в специально пошитую кобуру свой «мини-узи»… Ни хрена себе! Такое нашим планом не предусматривалось! Разрешения на «мини-узи» у него быть не могло (разве что выданное Шамиром, но оно не в счет). Значит, он положил «прибор» на законы и готовился к решительным действиям!.. Может, у него в бабкином комоде и пара
Прихватив с собой сверток, Хобот направился в гараж, вывел «волгу» на улицу и принялся запирать ставни; в доме постепенно воцарялась темнота.
Я вышел во двор и увидел, что хозяин сидит в обнимку с Шерифом на пороге дома и что-то негромко говорит ему в коротко обрезанное ухо, поглаживая холку. Сценка была смешной и трогательной одновременно: я вообразил генерала и пса родственниками, и даже улыбнулся по этому поводу. С другой стороны, человек, оставшийся на закате жизни в полном одиночестве, вызывал сочувствие. Шериф, очевидно, хорошо понимал хозяина, согласно моргал, а когда Хоботов поднялся, послушно подал ему мохнатую лапу.
— Поехали, Константин Андреевич? — подошел я к ним.
Хобот подвел часы.
— Кофейку хлебнем на дорожку и поедем, — направился в дом. — Чувствуешь себя как?
— Так себе, — признался я.
— Температура у тебя, по глазам вижу. Пневмония скорее всего. Но ты не раскисай, парень, сейчас никак нельзя.
— Не раскисну…
Кофе оказался уже заваренным в термосе. Ни запаха, ни вкуса его я не чувствовал. Пили мы молча, только когда я отставил пустую чашку, Хобот повторил вчерашнее напутствие:
— Веди себя уверенно. Пусть они почувствуют, что ты не один, понял?
Я кивнул.
— Константин Андреевич, а без Валерии нельзя обойтись? — спросил неуверенно.
Он допил кофе, сполоснул обе чашки, вытер чистым рушником руки и только после этого недовольно ответил:
— Неужели ты думаешь, что мне этого хочется?.. Остановившись посреди двора, он поглядел на солнце, потом отпустил Шерифа с цепи; пройдя по узкой травянистой тропинке в глубь огорода, забрал забытую лопату и отнес ее в сарай; проверил почтовый ящик (он оказался пустым); запер дом, положил ключ под кадку у водосточной трубы… За это время я, прислонившись к капоту «волги», успел выкурить сигарету, подобно кофе потерявшую для меня вкус и запах. Впрочем, сигарета сняла раздражение, возникшее от неестественной педантичности генерала: он делал все с такими тщательностью и спокойствием, будто уезжал, по меньшей мере, на месяц. «Подгадывает время?.. Обдумывает?.. Боится?.. Он что, каждый раз вот так консервирует свое хозяйство, уезжая в город?» — строил я предположения о мотивах его поведения, походившего на ритуал. Еще раз оглядев двор, генерал, наконец, вышел за ворота.
— Сядь назад, — распорядился, отпирая ключом дверцу.
Назад так назад… Жалобный вой Шерифа проводил нас до самой трассы.
Километров через пятнадцать Хобот свернул на проселок. Машина миновала длиннющий бетонный забор, за которым скрывались особняки, и выскочила на дорогу вдоль лесопосадки. Вдалеке виднелись высотные дома киевской окраины, — невзирая на бездорожье, Хобот срезал участок трассы cо шлагбаумом у поста ГАИ. Машину здорово подбрасывало на ухабах, ногой я придерживал стоявший
В город мы въехали за полчаса до встречи. В салон проникал выхлопной газ; грязные полосы стен, бесконечные очереди у торговых точек, мрачные люди в серых одеждах давили на психику. Если за эти дни мне и приходилось проезжать мимо универмага «Украина», то не с этой стороны; ни о чем не говорящие чужому названия улиц и площадей, безликие указатели не позволяли сориентироваться в пространстве.
— Ляг на сиденье, — негромко приказал Хобот, и я догадался, что мы подъезжаем.
Навзничь упав на бархат чехлов, я закрыл глаза и расслабился. Направо… еще направо… опять… По ряду односторонних поворотов чувствовалось, что мы колесим вокруг какого-то объекта. Хоботов снизил скорость; теперь направление движения стало угадывать сложнее. Машина затормозила, распахнулась дверца и кто-то сел на переднее сиденье. Несмотря на притупленное болезнью обоняние, я услышал знакомый еще по гостинице «Ленинградская» запах духов.
— Привет, охранник, — насмешливо прозвучал ставший родным голос.
Из моего положения ни зеркала, ни пассажирки видно не было.
— Извините, что лежу, — только и оставалось пошутить.
— Как дела? — спросил генерал.
— Все на месте.
Я знал, о чем они говорили — это предусматривалось нашим планом. Почему-то именно сейчас мне стало стыдно за то, что я вовлек этих людей в опасное и грязное дело. Ссылка на стечение обстоятельств не была этому оправданием: ведь не идея, а моя алчность была у его истоков.
— Вот они! — воскликнул генерал. — «РАФ» с занавесками видишь?
— Вижу.
— Толик здесь?
— А як же! На углу у комиссионки стоит.
Проехав еще сотню метров, «волга» резко вильнула в сторону и притормозила. Чиркнули колеса о бордюр; в приоткрытое окошко ворвались шумы улицы.
— Толик! Скажи им, пусть держат вон тот микроавтобус! — Послышался снаружи голос Хобота. — Когда Женя махнет…
Мимо прошла большегрузная машина и заглушила его слова, а когда в салоне восстановилась относительная тишина, мы продолжали движение.
Началось! В целом я был спокоен, но участившееся сердцебиение на болезнь уже не списывал.
— Без пяти, — сказала Валерия и просунула между спинками сидений руку: — Дай закурить, что ли…
Я нащупал мятую пачку и протянул ей девятнадцатую сигарету. Сам курить не стал — приберег это удовольствие до окончания работы.
— Сейчас я проеду последний круг, — чеканно заговорил Хобот, — иначе примелькаемся. Когда скажу… Женя, это я тебе!
— Я слышу, Хобот Констан…
Валерия засмеялась.
— Извините…
— Не волнуйся, — понял он причину моей оговорки. — Когда скажу, поднимешься на секунду и посмотришь: увидишь Мишку — начинаем; нет — будем ждать.
Он прибавил газу, видимо, спеша проскочить на разрешающий сигнал светофора, потом повернул и поехал тише.
— Вон мальчик! — воскликнула Валерия.
— Женя!..
Я резко встал. В первое мгновение мне показалось, что на площади перед универмагом собралась вся Украина: люди всех возрастов толпились тут и там, протискиваясь ко входу, что-то обменивая, покупая у лоточников, друг у друга, волокли покупки, катили коляски — последний базарный день Помпеи!.. Я растерялся — где уж тут увидеть Мишку! — но взгляд довольно быстро отсек все лишнее, сконцентрировавшись на упомянутом голубом «РАФе» с колоколом-громкоговорителем на крыше и надписью на борту, призывавшей играть в какую-то лотерею. Возле него стоял мужик и что-то бодро вещал в мегафон.