Один в поле воин
Шрифт:
– И куда меня? – спросил Головин, поглядывая на других задержанных, которых продолжали грузить в автобус.
– Домой, парень, – сказал офицер и улыбнулся.
Микроавтобус тронулся и поехал к воротам, а когда оказался за пределами двора, офицер повернулся и неожиданно спросил:
– Хочешь конфету?
– Хочу, – сказал Головин и получил настоящую «синтетик-фрут» с быстрорастворимым чипом управления вкусовыми рецепторами.
Такие конфеты стоили немалых денег, в то время как более дешёвые копии растворялись быстрее, чем
18
Спустя два с половиной часа Головин появился на пороге своего жилого блока. Открыв дверь, он вошёл в крохотную прихожую и увидел Фредди, который ползал по полу, развозя пучком влажных салфеток остатки пластобетонной пыли.
Услышав стук двери, Фредди повернулся и воскликнул:
– Марк, это ты, что ли?
Бросив салфетки, он поднялся и, подойдя к соседу, обнял его. Головин был удивлён, Фредди никогда не был склонен к сентиментальности, но теперь в его глазах стояли слёзы.
– Слушай, я… – он развёл руками. – Я думал, тебе каюк, и уже сам готовился к приходу копов – теперь за мной. Что сказали и почему отпустили? Тебя ведь отпустили или ты «ноги сделал»? Да ты садись, я сейчас чучу сварганю, не бойся – слабенькую, чисто чтобы поддержать разговор.
Фредди засуетился, ставя в самодельный индуктор пластиковую баночку с самогонной водой.
– Ниоткуда я не сбегал, Фредди. Нас там набралось с полсотни залётчиков, потом всем присудили по полторы тысячи штрафа, и судья ещё добавил, что потом всех выбросят из зоны на мороз…
– Ничего себе? И потом всех отпустили?
– Нет, после суда всех затолкали в автобус, как были в наручниках, а меня, прикинь, отвели в сторону, сняли наручники и под охраной вернули на крыльцо нашего хайтауна.
– И как ты это объясняешь? – спросил Фредди. В этот момент закипела самогонная вода, Фредди бросил туда синюю и белую таблетки и любовно перемешал большим гвоздём, который использовал как столовый прибор.
– Сейчас чуть постоит, и примем по маленькой, – пообещал он, – сам-то я хотел по-серьёзному закинуться. Думаю, придут брать, а мне будет пофигу. Но вот тут ты вернулся, чудеса.
Фредди опустился на свой трёхногий стул и, положив руки на колени, приготовился слушать.
– Тут один момент произошёл, когда нас в полицию везли. Дорогу перегородили какие-то частные военные, наша охрана выскочила, стала стрелять в воздух, потом машины толкались, и, в конце концов, копы победили, сбросив ихние тачки на бок с помощью броневика.
– Прям война!
– А то! Те потом по броневику даже стреляли, я слышал, как пули по нему барабанили. Страх, одним словом, но самое странное, я даже не испугался, а прямо одеревенел. Эти частные военные требовали, чтобы им отдали меня.
Фредди кивнул, казалось, он совсем не разделяет удивление Головина.
– Тебе не кажется это странным?
– Теперь
Приятели посидели ещё с полминуты молча, каждый думая о своём.
– Эй, а чего же мы загрустили? – произнёс вдруг Фредди и, поднявшись, снял с полки два мутных стакана, в которые разлил чучу. А потом, обжигаясь, сразу выпил полстакана.
Головин сделал только небольшой глоток.
– Ой, как по жилам побежало! – обрадованно сообщил Фредди. – Я даже вспомнил вот ещё что – тебе на диспикер вызов приходил! Из-за забора! Я побежал, ответил. Тётка какая-то тебя спрашивала. А тебя как раз увели только что, ну я и не стал ничего рассказывать, сам ничего не знаю, поэтому сказал, что ты ушёл куда-то и пусть перезвонят позже.
– Из-за забора, так там, небось, мне денег насчитают! – забеспокоился Головин.
– Не насчитают, звонок был за счёт вызывающего абонента. Ты забыл, что я сам тебе эту фичу на диспикер пропихивал?
– Ах да, точно, совсем забыл, – кивнул Головин, – не представляю, кто мог позвонить. Родители пишут мне через «армптекст», так дешевле всего.
В этот момент из комнаты Головина послышался сигнал диспикера.
– О, это, наверное, то самое! – воскликнул Фредди и стал торопливо допивать чучу, словно ему нужно было срочно уходить.
Головин вскочил и, выбежав к себе, схватил со стола мигающий диспикер.
– Алё, Маркуша-детка, я тебя сразу узнала!.. – зазвенел в трубке чей-то пронзительный голос.
– Кто это? – спросил Головин.
– Ну, как же ты не узнаёшь свою тётю Элли? – в голосе послышалась обида.
– А, тётя Элли! Это так неожиданно! А почему вы звоните, что-то случилось?
– Ничего такого не случилось, если не считать, что полгода назад я снова вышла замуж.
– А, поздравляю, – сказал Головин. Тётя Элли практически коллекционировала мужей, и в её коллекции их было уже, наверное, с полдюжины.
– Но это так, к слову. На самом деле, Маркуша, я тебе звоню вот по какому вопросу – я с твоими родителями всё обсудила, и они не против, если что.
– О чём вы говорите, тётя Элли?
– Маркуша, детка, я ещё тогда говорила твоей маме, что тебе не место в этой курсантской школе или как там это у вас называется. Ты хорошо рисовал, тебе нужно было идти в художественную школу, у меня ведь тогда там были хорошие связи. Мой тогдашний муж Горан, если ты помнишь, был довольно заметной фигурой в среде почитателей искусства.
– Я совсем запутался, тётя Элли, зачем вы мне позвонили?
– Экий ты недогадливый, Маркуша. Я нашла тебе хорошее место. Помощником одного состоятельного человека. Это на Манговезии, всего в сорока часах лёту из вашей пустыни. Деточка, я прошу тебя, не отказывайся, такие предложения бывают раз в жизни.