Один
Шрифт:
Справа и слева от моего мини-пляжа камыш и осока частично в воде, частично у воды. Захожу с собранной сетью, обхожу камыши слева, в двух – трёх метрах от берега втыкаю первую жердь, разворачиваю сеть и через два с половиной метра ставлю вторую жердь так, чтобы сеть раскрылась небольшой дугой от берега.
Выхожу на берег. Начинаю вытаптывать-шугать-гонять всё, что есть от самого берега по длине сети по камышам – по воде по направлению к расставленной сети.. Потом свожу сеть (постепенно сужая пространство то с одной, то с другой стороны), вытаскиваю.. Делаю несколько таких заходов..
Развел костёр. Разогрел сухпаёк, покушал. Отдохнул.
Достал из рюкзака палатку, она лёгкая, собирается автоматически, как зонтик за шесть секунд, четыре фиксирующих штыря по углам в комплекте, на дверце и окошке москитная сетка, закрывается на молнии, и снаружи, и изнутри (странно, что раньше такие не делали, удобно конечно, может материалов таких тогда не было, не знаю), она уже и с полом к тому же, то есть такая, герметичная, изолированная от земли.. Важно, что окошко есть, я, когда палатку выбирал, специально такую искал, чтоб с окошком, чтоб с расширенным пространством обзора была.
Сходил в лес, принёс дров, – в лесу валежника много, сухого и разного.. Грибы, кстати, появились, но грибы не стал собирать – искать, время тратить, а потом надо же будет и возиться с ними. Может как-нибудь специально схожу, когда грибов побольше будет, сейчас всё-таки слишком их мало. Приготовил колышки-рогатки и две опорные палки-жердочки. Костёр пока у меня «отдыхает» до вечера.
Залез в палатку, достал книгу, почитал-полежал.. чуть не уснул. Вышел, сделал разминку, поотжимался, потянулся.. Сделал пробежку, изучив, заодно окрестности. Вернулся. Ополоснулся.. Подготовил-почистил (пойманную) рыбу, чуть-чуть посолил её, положил в пакет..
Всё-таки, зачем? – мелькнуло (напомнилось) у меня.. Зачем Толстой, после того, как Анна легла под поезд, зачем Лев Николаевич, пусть и в короткой сцене, но упоминает, как Вронский вспоминает её «растянутое.. окровавленное тело».. – зачем эта глупая (пафосная) подробность.. – какое там может быть «тело»?.. Два куска – две части тела, или, если её не разрезало, то изуродованное кровавое месиво – только два таких варианта для летального исхода от паровоза может быть.. так что не мог никак видеть Вронский красивой (с «вьющимися волосами.. на прелестном лице») мёртвую Анну, при всём желании не мог..
Зачем же Толстой так подставился?.. Видимо сам не осознавал, «что творил».. – очень уж хотелось ему эту, как бы «романтическую» мелькнувшую картинку – воспоминание (Вронского) вставить.. понимаю.. по сюжету она просится может быть, но и без неё можно было бы всё-таки обойтись.. без этих описательных подробностей про «прелестное лицо».. Или, если уж так хотелось ему вставить подтверждающие (что она умерла под поездом) подробности, так бы и написал, какой она могла бы реально быть, а не рассусоливать неправду..
Снова разжег костер. Вспомнил почему-то про мои письма, лежащие там, в моем шкафу, в отцовской квартире, вернее, не мои письма (хотя, кажется и часть моих там тоже есть), а
Может быть есть там что-нибудь интересное, в этих письмах, но навряд ли.. Зачем вообще, спрашивается, я их собирал – сохранил?.. Где-то подсознательно думал, вероятно, что когда-нибудь могут они мне пригодиться, что всегда могу я, читая их, как бы окунаться в то время.. Да, пожалуй и для этого..
Да, там вообще много всего разного в том шкафу лежит, есть там, в том числе (были во всяком случае) и письма – отрицательные ответы от редакций разных журналов, в которые я отправлял, было, свои рассказики-зарисовки в 80-х годах с целью публикации.. было дело..
Сейчас думаю, может и хорошо, что не печатали.. может тогда совсем другая у меня жизнь была бы и всё может по-другому сложилось бы.. если бы напечатали.. Сейчас почти уверен, что, если бы и сложилась, то сложилась бы хуже.. хуже чем есть сейчас, чем была у меня (вот до всего этого и вообще)..
Да.. зачем-то сохранил.. Вот теперь, кстати, считай и появилось у тебя время для перечитывания их, писем этих, журналов ваших рукописных, и чего там ещё интересного из «того» времени лежит там у тебя..
Время-то может и появилось, желания только особого нет.. Или что?.. ты что, намекаешь, что там что-то есть?.. Что и там можно, в этих письмах-журналах поискать, найти что-нибудь, какие-нибудь (символы) и намеки на эту, мою (нашу) сегодняшнюю здешнюю жизнь?..
Ну а что, времени у тебя (у нас) теперь много.. почему бы и нет?!).. Почему бы и не посмотреть.. Ладно. Посмотрим конечно при случае, только там нет ничего, особо-то и не мечтай.. в письмах, во всяком случае.. что там может быть.. детский сад.. смутные томления, и не более того..
Костёр, меж тем, начал уже «доходить»: углей уже много, оранжево-красных, в колыхающихся язычках утихающего огня. Вбил я приготовленные колышки, положил на них перекладинки – опоры для небольшой мангальной решётки (да-да, прихватил её специально с собой сюда).. Достал эту решётку, разложил на ней рыбу, закрепил (конструкцию), притянув-прижав рыбу второй решеткой и поставил её над углями.. Жар идёт.. Пошел процесс!.. Красота!.. Запах пошёл!..
А вечерний лес, меж тем, уже немного по-другому «шумит» – всё постепенно становится тише, редкий, какой-нибудь необычный птичий крик, раздается как будто бы громче, и бегущий рядом ручеек так отчётливо вдруг зажурчал..
Рыба готова. Откладываю её в сторону. Ставлю на огонь котелок с водой. Поливаю рыбу соком разрезанного лимона, достаю охлаждённую в ручье водку.. Ужин.. Рыба! Вкуснотища! Думаю, представимо.. дразнить не буду)
Через час примерно наблюдаю над лесом красивейший закат.. пью чай.. почти не думаю.. Такая вдруг умиротворённая успокоенность накатывает..
И тревожности никакой нет, наоборот, какая-то, как будто бы осознанная ясность колышется волнами.. не ясность, а (именно) успокоенность колышется, словно укачивает тебя и говорит: всё хорошо, всё так и должно быть.. посмотри, вон и звёзды.. вспомни, как давно ты не смотрел на звёзды, на такое.. звёздное небо!