Одинаково испорченные
Шрифт:
— И что мне теперь делать?
— Давай, подумаем вместе? Итак. Если ты позвонишь Игнатьеву, противник об этом обязательно узнает. Не сомневаюсь, что телефонные разговоры Игнатьева уже контролируются. Звонок послужит сигналом для начала операции. Это означает, что звонить должен не ты. Позвонит Настасья. Операцию противник все равно начнет, но планы его будут нарушены. Это хорошо. Встречаться с Игнатьевым ты не должен, в противном случае, мы опять возвращаемся к сценарию противника.
— Как будто я все-таки позвонил и назначил встречу?
— Верно. Кажется, что проще всего выкрасть и спрятать Игнатьева в только нам известном месте. Но это
— Значит, мы в любом случае проиграем?
— Нет, Ив, мы не проиграем. Достаточно исключить элемент игры из наших взаимоотношений с начальниками. Сам знаешь, нельзя проиграть, если не играешь. А играть с начальниками в их игры и по их правилам — занятие безусловно бесперспективное. Я бы даже сказал, болезненное. Они очень хорошие игроки. Как участники соревнований, они не знают себе равных. Собственно, все их успехи связаны именно с тем, что они заставляют жертву играть в придуманную ими игру по правилам, выгодным только им. А мы не будем. Воздержимся.
— Прости, папа, я окончательно запутался. Если я правильно понял, мне следует цинично наплевать на судьбу Игнатьева, забыть о его существовании и продолжать спокойно жить счастливой творческой жизнью, сделать вид, что мне ничего неизвестно? Но я так не могу. Это выше моих сил.
— Отлично, Ив. Любой отец был бы рад услышать такие слова от своего сына. Меня расстраивает только то, что ты заранее считаешь себя проигравшим. Но мы уже договорились, что не собираемся играть с начальниками в их дурацкие игры. Так что если ты решил спасти Игнатьева — сделай это. А мы тебе поможем. Не переживай, у тебя получится.
— Спасибо, папа. Но мне кажется, что я должен это сделать сам, один.
— Нет.
— Ты не веришь в меня?
— Верю.
— Но почему тогда ты против?
— Один ты не справишься.
Я подчинился. Отец был прав, мне не следовало вступать в переговоры с Игнатьевым. Предупредить его об опасности должна была Настасья, и она это сделала. Игнатьев был потрясен. Но, быстро пришел в себя и произнес загадочную фразу: «Этого следовало ожидать, но кто бы мог поверить, что они решатся». Настасья предложила свою помощь, но Игнатьев отказался. С его стороны это было оправдано, излишняя доверчивость в данной ситуации была противопоказана. Ему не хотелось попадать в ловушку, облегчив тем самым задачу убийцам. Настасья сказала, что действует по моему указанию. Мне Игнатьев почему-то доверял. Вот и договорились, что я встречусь с Игнатьевым в восемь часов утра возле станции метро Василеостровская. По плану, придуманному отцом, я должен был перехватить Игнатьева, посадить в свои «Жигули» и отвести в тайное место, где тому следует провести не меньше недели, пока сохраняется опасность его жизни. Отец каким-то образом рассчитал, что недели для того, чтобы проблема сама собой рассосалась, будет вполне достаточно.
— Очень плохо, что ты должен будешь войти в прямой контакт с Игнатьевым. Не нравится мне, что мы даем противнику шанс, но тут уж ничего не поделаешь, Игнатьев отказался
Я поблагодарил отца за помощь и отправился домой готовиться к операции. Озабоченность отца показалась мне преувеличенной. Поверить, что один писатель может хладнокровно убить другого писателя, мне было сложно. Это было бы не по-человечески. Впрочем, если принять во внимание, что Пугачев скорее всего не человек, а начальник, то можно признать, что в данном случае человечность не является сколько бы то ни было значимым фактором. Но мне не было страшно. Опасность, конечно, была велика, но я был готов рискнуть. Я так и не смог смириться с тем, что один писатель, даже возбудившись до крайности от близости к самой выгодной выгоде и самой целесообразной целесообразности, может лишить жизни другого писателя. Это не укладывалось в моей голове.
Как-то так получилось, что я сразу решил, куда отвезу Игнатьева, конечно, в деревню к Гольфстримову, почему-то я был уверен, что люди начальников туда не сунутся. При всем моем скептическом отношении к идее квасного патриотизма, я Гольфстримову доверял. Идея самообороны доказала свою практическую ценность.
Я занялся машиной, проверил ее техническое состояние, залил достаточно бензина, чтобы хватило на долгую дорогу. И посчитал, что готов к предстоящему приключению. Вечером я заставил себя поработать над текстом, засел за компьютер и написал положенные пятьсот слов. Интересно, что иногда начинаешь работать, не имея ни малейшего представления о том, что писать, а текст получается на загляденье. А бывает и наоборот: знаешь, что писать, а ничего достойного внимания не выходит. На этот раз все получилось наилучшим образом. Я остался доволен.
Работу мою прервал звонок в дверь. Это произошло так внезапно, так не вовремя, что я на минуту растерялся. Тотчас вспомнил о предстоящем завтра деле. Вероятность того, что Пугачев захочет разделаться со мной уже сегодня, не была нулевой. Но зачем ему это может понадобиться? Ответа я не знал. Да, мы с отцом решили, что противнику (только в этот момент я заметил, что впервые применяю к начальникам отцовское определение — противники) выгодно выставить меня завтра убийцей во время встречи с Игнатьевым. Но кто их поймет — наших противников.
— Кто там? — спросил я и инстинктивно отпрыгнул к стенке, вспомнив, что бывали случаи, когда после такого невинного вопроса, злоумышленники стреляли через дверь на звук голоса.
— Это я.
Радости моей не было предела. Это была Анна!
Я открыл дверь, обнял жену.
— Я вернулась, Ив.
— Вижу.
— Ты, наверное, уже и забыл про меня?
— Про тебя, пожалуй, забудешь. Никогда не верил, что ты ушла навсегда.
— А что ты думал?
— Ну, что отправилась в командировку. Иногда я просто не успеваю за полетом твоей мысли. Я надеялся, что ты сама расскажешь, когда вернешься. Ну, вот. Начинай.
— Ты будешь смеяться.
— Сомневаюсь. Юмористический аспект твоего поведения ускользает от меня. Без тебя мне было очень плохо.
— Я встретилась с твоим отцом. Он сказал, что ты не человек. Мне было заявлено, что ты энэн. Я раньше никогда не слышала этого слова и, естественно, не знала, кто такие энэны. Мне почему-то пришло в голову, что вы инопланетяне. Представляешь, как я перепугалась, представив, что мой муж, если присмотреться, на самом деле чудовищная гадкая ящерица, как в голливудских фильмах. Такого страха натерпелась, до сих пор дрожь пробирает.