Одинаковые

Мартова Ирина

– Да ты что? Господи! От кого? – она наклонилась к растерянной Люське. – От него? От этого? От отшельника?

– Ага, – робко кивнула рыжая бестия.

– Ты спятила, подруга? Ой, я не то хотела сказать! Ребенок – это, конечно, здорово! Но от отшельника? Как же так?

– А вот так, – Люська нервно хохотнула. – Раз, и все! Как бывает у обычных людей! Ну, что еще тебе рассказать? Подробности добавить?

– Замолчи, бесстыдница, – Анастасия легонько хлопнула ее по лбу. – Я рада за тебя, ты же давно мечтала о ребенке. Но мы ж его совсем не знаем… Не страшно тебе?

– Я

тебе сто раз говорила, что он – замечательный, – Люська светло улыбнулась. – Это вы его не знаете, а я знаю, понимаю, и люблю.

– Любишь? Уверена? – Настя недоверчиво покачала головой.

Люська, задумавшись на секунду, кивнула.

– Да не надо быть уверенной, надо чувствовать, слушать свое сердце. Знаешь, какая у него душа? Чистая, нежная, верная…

– Дурища, ты, Люська, доверчивая, – Настя, смеясь, кинулась обнимать подругу. – Только сразу договариваемся – я буду крестной!

– Конечно, кто же еще…

Длинный июньский день догорал. Большое село готовилось ко сну. То там, то здесь раздавалось тревожное мычание вернувшихся с пастбища коров, где-то лаяли собаки, чутко охраняющие дворовое хозяйство, изредка всхрипывали во сне овцы, сбившиеся в тугую кучу. Над рекой поднимался густой туман, недовольно покрякивали утки, беспокойно раскидывая крылья, что-то шептал камыш да тревожно вскидывался легкий ветерок, бесцеремонно целуя темную гладь воды.

Глава 8

Павел родился в далеком сибирском городке. Крошечном, словно спичечная коробка. Настолько маленьком, что там всего было по одному: одна школа, один детский сад, один магазин продуктов, одна больница. Это даже был не город, а большая железнодорожная станция, пересадочный узел, сортировочный пункт, платформа для остановки пассажирских поездов дальнего следования.

Мама служила дежурной на железнодорожном переезде, обеспечивала безопасный проезд пролетающих мимо грузовых и пассажирских составов, перегон скота через железнодорожные пути, проезд автомобилей. Работа ее, конечно, не относилась к разряду захватывающих или очень интересных, но маме нравилась.

– Романтики в моей работе хоть отбавляй, – смеялась она. – Ночь, вокзал, фонарь… Зато отвечаю за безопасность. И пока я на посту, ничего не случится!

Отец, тоже всю свою сознательную жизнь отдавший железной дороге, скептически кривился.

– Все ноги истоптал я здесь, – бурчал он, – а толку никакого! Ничего за тридцать с лишним лет не изменилось: все тот же полустанок, те же рельсы, те же вагоны…

Отец работал простым обходчиком путей. Километров намотал за все эти долгие годы немало. Вставал чуть свет и шел по рельсам вперед, проверяя наличие и крепость гаек, их соединения, состояние верхнего строения пути, земляного полотна. И в стужу, и в зной, и в грозу отец, поджав губы, шел выявлять неисправности и, если они обнаруживались, искал пути их срочного устранения.

Павел до сих пор помнил, что отец всегда носил яркий желтый сигнальный жилет, и от него

всегда почему-то пахло мазутом, сгоревшим деревом или древесным углем.

Мальчишкой Павел любил ходить с отцом на работу. Ему нравилось, что они медленно двигались по железнодорожной насыпи, останавливались, осматривали рельсовые стыки, убирали камни, подбирали мусор. Мальчишке казалось, что интереснее этой работы ничего быть не может.

Чуть позже его увлекла работа матери. Важно оглядываясь на замершие у переезда машины, он стоял возле мамы и глядел на пролетающие мимо вагоны. И казалось парнишке, что все пассажиры состава с удивлением разглядывают его и обязательно радостно улыбаются…

Где-то к седьмому классу Павел осознал, что никого в целом свете не интересует их затерянный в сибирской глуши городок, и никто из пассажиров пролетающих мимо вагонов даже не замечает людей, стоящих у переездов или идущих по рельсам.

Это открытие так огорчило впечатлительного подростка, что он несколько ночей ворочался, мучительно думал, глядя в потолок, о далеких неизвестных городах. Пытался представить, какая жизнь там, куда летят эти волшебные пассажирские поезда.

Учительница математики, которая считала Павла очень способным к ее науке, долго наблюдала за ним, а потом, оставив однажды после уроков, хмуро глянула ему в глаза.

– Так… Рассказывай, о чем все время думаешь?

– Ни о чем, – растерялся Павел.

– Вот я и вижу, что ни о чем. А надо о математике думать. Или ты всю жизнь собираешься здесь провести? Станешь, как отец, путевым обходчиком?

Сама того не ведая, женщина задела парнишку за живое. Испуганно подняв на нее глаза, он упрямо сдвинул брови.

– Ни за что! Я здесь ни за что не останусь!

– Вот-вот, – учительница довольно кивнула. – Но, чтобы уехать куда-то, надо учиться. И не просто учиться, а грызть зубами этот гранит, именуемый математикой. И физику заодно учить. Понял?

– Понял, – парнишка, покраснев от волнения, шмыгнул носом.

– Вот и хорошо, – улыбнулась женщина. – А я тебе помогу, подскажу, объясню. Тебе надо хорошенько учиться, голова у тебя светлая. Мы далеко от столицы живем, а учиться ты именно туда должен поехать. Ты сможешь, только учись, готовься. Серьезно готовься.

С тех пор у Павла появилась цель. Ничего больше его не интересовало: ни хоккей во дворе, ни походы в лес за ягодами, ни драки на переменах, ни пролетающие мимо поезда. Он сосредоточился только на одном – на огромном желании поступить в московский институт.

На выпускном вечере, получив аттестат с пятерками и золотую медаль, он обнял заплаканную маму.

– Не плачь, мам, я в Москву поеду, поступлю. Вот увидишь, поступлю обязательно!

Сказал и сделал! С первого раза поступил в московский университет на прикладную математику. Но поступив, не остановился, не успокоился, а так рванул вперед, что уже к двадцати шести годам не только окончил университет, но и защитил кандидатскую диссертацию, поразив профессоров своим аналитическим умом, неистощимым стремлением к познанию, упрямством в лучшем смысле этого слова, ведущим его к вершинам науки и блестящим открытиям.