Одиннадцать друзей Лафейсона

Holy Ghost

– И что это? – Бо расстелил перед Локи карту, где на каждом континенте мелькали разноцветные точки.

– Предположительный театр военных действий*.

– Театр?

– Прошу заметить, что это существующий термин.

– Мне нравится, - Лафейсон провел по плотной ткани рукой, отмечая под пальцами выпуклости. – Старая. Лет двадцать, не меньше.

– Одна из. Знаешь сколько у меня таких предположительных карт? Но это самая реальная. Париж, - Бо указал на Францию. – С него все и пойдет. Тебе бы заручиться поддержкой военного человека, они в таких вещах больше смыслят.

– Научусь. Ты знаешь,

что будет?

– Никто не знает, - раздался щелчок зажигалки, и Бо выдохнул густой дым. – Знаю, что на нас они не попрут. Мы, русские, народ миролюбивый, это нас постоянно сгноить хотят, да чего-то не выходит.

– Они собираются уничтожить Европу? – от данной чьей-то самонадеянной мысли Локи даже сморщился.

– Это первый акт, дальше будет Китай, Корея, за ним пойдет ко дну Япония, а там уже и Штаты на подходе.

– А вы?

– А что мы? Я бы назвал Россию деташментом – у нас своя задача, а вы воюйте сколько хотите. Мы – потенциальная сверхдержава…

– Мы тоже.

– Но вас хотят уничтожить, а нас нет, вот и считай плюсы с минусами. Знаешь, я предпочитаю сидеть дома и наблюдать за туманом войны на театре военных действий, нежели чем все видеть все воочию, тем более чувствовать.

– Нет. Я не согласен на войну. Не для этого я шел в гребанное «агентство», чтобы после какой-то напыщенный идиот все в одночасье уничтожил.

– У тебя есть около восьми лет. Я дам тебе необходимую поддержу и, если понадобится, укрытие. Команда, планы, оружие – все будет.

– Команда будет моя.

– Она у тебя есть?

– Нет. Зато у меня есть восемь лет.

С самого первого дня работы на Штаты Локи не работал на Штаты. Звучит забавно, но так оно на самом деле и было. Его учитель, как Лафейсон сам его называл, и которого Локи нашел еще будучи несовершеннолетним, приготовил для своего адепта довольно интересную судьбу, где работа на «агентство» и все задания, включая «Френшелон», были лишь поводом провести время и научиться ориентироваться в полевых условиях, не больше. У Локи была защита, поддержка, знание, сила и власть. Практически безграничная власть, которая досталась Лафейсону за его дар – ум. Резкий и быстрый разум Локи был гораздо ценнее опыта большинства людей, претендовавших на его место. А Локи не претендовал. В восемнадцать лет его просто спросили: «Хочешь спасти мир?», и юношеский максимализм ответил «да». Все, чего хотел Лафейсон, - быть хотя бы чуть-чуть достойным носить фамилию своего отца.

– Не повторяй моих ошибок, - прервал тишину Бо. – Иначе с ума сойдешь. У тебя должна быть социальная жизнь, а ежели ты будешь отдавать всего себя без остатка другим, то никто этого не заметит. Лучше отдавать уж кому-нибудь одному.

– Ты меня еще замуж за него выдай, - резко ответил Локи.

– Да я не про Сорена. Пора тебе с ним завязывать, иначе вернешься домой, как груз двести*.

– Мне обещали, что самое худшее, что для меня может быть – груз триста*. Покалечить, но не убить.

– Убей тебя – скандал будет.

– Подохнуть даже нельзя, - Локи стянул со стола пачку сигарет Бо и щелкнул зажигалкой. – Сидел бы дома лучше и метатеологией* занимался, а не все это…

– Успеешь. Закончишь со всем этим и занимайся, чем душе будет угодно хоть до скончания веков, хоть этой свей метатето…

– Метатеологией.

– Ага.

– Ты же знаешь, что меня не должно здесь быть? – Лафейсон резко

перевел тему и направился к выходу из комнаты. – Мне нужно оправдание.

– Ох, Лафейсон, нашел перед кем оправдываться.

Удар, и голова отлетает куда-то в сторону. Костяшки окрашиваются кровью. Не своей. В уголке тонких губ тлеет очередная сигарета. Уже немного подташнивает, но, мать твою, какая разница? Брюки измяты, рубашка покоится в углу комнаты. У Локи вечеринка, ведь есть прекрасный повод.

– О, да ты сегодня в ударе, - Бо усмехается и сплевывает кровь на пол.

Вместо ответа Лафейсон наносит еще один удар, но здоровяк блокирует боковой и делает шаг назад. Бо шире Локи раза в три, а головой практически касается потолка. Его тело покрыто татуировками, остальные русские почему-то зовут эту машину Борисом и стараются обходить стороной, не подозревая о том, что Бо на самом деле один из самых начитанных и воспитанных людей, которых они когда-либо встречали.

«Ты можешь бежать очень долго», - мобильный Локи звонко попискивает, но хозяин телефона не обращает на него никакого внимания.

Лафейсон получает удар в живот, и воздух вышибает из легких. Он на секунду забывает как дышать, и это возвращает его на несколько лет назад. Вы когда-либо во сне убегали от чудовища? В таких снах все двери закрыты, монстр всегда быстрее вас, а впереди ожидает только глухая стена. И вам ничего не остается, как обернуться и посмотреть в глаза своему страху. Прошлое стало чудовищем для Лафейсона. И он точно знал, сколько бы он не убегал, впереди его ждет тупик.

«Ты можешь прожить долгую жизнь», - в комнате вновь раздается настойчивый и противный писк.

Бо ухмыляется, когда от очередной серии мощных ударов Локи падает на пол. Он выплевывает кровь и останавливает взгляд на изломанной сигарете, валявшаяся в стороне. Лафейсон такой же белый, как ее обвертка. Такой же поломанный. И внутри по его жилам течет яд. Кто-то из них знает, что такое быть беспомощным? По настоящему беспомощным, когда даже нужду справляешь с помощью катетера? Когда ты уже дохлый, но кто-то там, в преисподней, ушел в запой и забыл забрать твою вшивую душонку в пекло. И ты сморишь в потолок. День за днем, час за часом ты смотришь в гребанный потолок. А внутри тебя четыре всадника апокалипсиса крушат и режут. Насилуют и убивают. Внутри тебя ад и пляшут черти, а снаружи только писк приборов и потолок. Девственно белый потолок. И писк. Лафейсон подымается и наносит удар. Бо валится на бок и хрипит. Еще удар и здоровяк сплевывает выбитый зуб.

– Сегодня прощаю, - хохотнул Бо, и Локи ощутил, как ему выбивают плечо.

На бледном, жилистом теле прорисовываются черные трещины татуировок и полосы старых шрамов. Лафейсон знает, что у него внутри настоящее месиво, но будет еще хуже, и по ночам он проваливается внутрь своего сознания, как Алиса в кроличью нору. И тогда Бармаглот из его собственного прошлого заглатывает его целиком, хохочет и жует, хохочет и жует.

Локи не верит в героев. Но если бы они были, он бы находился по другую сторону баррикад, хотя действует в совершенно обратном направлении. В конце то концов, кто-то же должен косить траву?