Одиннадцать минут
Шрифт:
Она остановилась на перекрестке, на котором бывала сотни раз: оттуда открывался вид на озеро с водяным столбом посреди, а на другой стороне улицы тянулся сад, и там, на клумбе, двигались стрелки выложенных из цветов часов — одного из символов города — и стрелки эти не дадут ей солгать, потому что…
Внезапно время остановилось и мир замер.
Что это за чушь насчет восстановленной девственности, не дававшая ей покоя с момента пробуждения?
Мир, казалось, застыл в оледенении, и эта секунда все никак не кончалась, не истекала, а Мария стояла перед чем-то очень значительным и серьезным. И не могла забыть об этом, в отличие от снов, которые всегда хочется записать наутро,
«Ни о чем не думай. Мир остановился. Что произошло?» ХВАТИТ!
Неужели сочиненная ею красивая сказка о птице —это про Ральфа Харта? Нет! Это о ней! ТОЧКА!
На часах было 11:11, и в этот миг она застыла. Она чувствовала себя чужой в собственной телесной оболочке, заново открывая для себя только что восстановленную девственность, но возрождение это было столь хрупко, что постой Мария здесь еще мгновение — погибла бы безвозвратно. Вероятно, она побывала на небесах, а уж в аду — совершенно точно, но Приключение подошло к концу. Она не могла ждать еще две недели, десять дней, неделю — надо было бегом бежать сию же минуту — потому что, едва глянув на эти цветочные часы, вокруг которых толпились, щелкая фотоаппаратами, туристы и играли дети, наконец-то поняла причину своей печали.
А причина заключалась в том, что она не хотела возвращаться в Бразилию.
И дело было не в Ральфе Харте, не в Швейцарии, не в Приключении. Все было просто, даже слишком просто. Деньги.
Деньги! Клочок плотной, неярко раскрашенной бумаги, который, по всеобщему мнению, что-то стоит. И она верила в это, потому что все верили, верила до тех пор, пока, собрав целую гору этих бумажек, не пришла в банк — надежнейший, свято хранящий традиции и оберегающий тайну вкладов швейцарский банк — и спросила: «Могу ли я приобрести у вас несколько часов жизни?» И услышала в ответ: «Нет, мадемуазель, это мы не продаем, а только покупаем».
Из сна наяву ее вывел визг тормозов. Водитель что-то сердито крикнул ей, а стоящий рядом улыбчивый старичок по-английски попросил ее сделать шаг назад — для пешеходов был «красный».
«Ладно. Кажется, мне открылось то, что должны знать все».
Да нет, не знают. Она оглянулась по сторонам: опустив головы, люди торопливо шагали на службу, в школу, в бюро по трудоустройству, на Бернскую улицу, и каждый повторял: «Ничего, подожду еще немного. У меня есть мечта, но ведь не обязательно претворять ее в жизнь именно сегодня — сегодня мне надо зарабатывать деньги». Разумеется, она занимается проклятым ремеслом, но если вдуматься — всего лишь продает свое время, как и все. Занимается тем, что ей не нравится, — как и все. Общается с людьми, которых переносить невозможно, — как и все. Продает свое бесценное тело и бесценную душу во имя будущего, которое не наступит никогда, — как и все. Твердит, что накопила недостаточно, — как и все. Собирается подкопить еще немножко — тоже как все. Подкопить, подождать, заработать, отложить исполнение желаний на потом, ибо сейчас слишком занята… нельзя упускать такую возможность… клиенты ждут… постоянные посетители, способные выложить за ночь кто триста пятьдесят, а кто и тысячу франков.
И вот впервые в жизни, махнув рукой на все те превосходные вещи, которые можно было бы купить на деньги, что она заработает, — может, остаться еще на год, а? — Мария вполне сознательно, осознанно и непреклонно решила эту возможность — упустить.
Она дождалась, когда переключится светофор, перешла улицу, остановилась перед цветочными часами, подумала о Ральфе, вспомнила, как вспыхнул вожделением его взгляд в тот вечер, когда она приспустила с плеча платье, снова ощутила, как его руки обхватывают ее груди, скользят по бедрам, играют между ног, почувствовала,
Но никто не заметил этого; все были заняты, очень заняты.
Как только она переступила порог «Копакабаны», ее окликнула филиппинка Ния, единственная из всех девиц, отношения с которой можно было до известной степени счесть дружескими. Она сидела за столиком с каким-то мужчиной восточного вида. Оба чему-то смеялись.
— Нет, ты только послушай, чего он от меня хочет! — воскликнула Ния.
Клиент, лукаво сощурясь и не переставая улыбаться, достал и открыл какую-то коробочку, напоминавшую футляр для сигар. Милан из-за стойки вперил в него зоркий взгляд — не шприцы ли там с ампулами? Нет, в коробке оказался предмет неведомого назначения, но к наркотикам отношения не имевший.
— Словно из прошлого века, — сказала Мария.
— Именно так! — согласился клиент, слегка раздосадованный ее невежеством. — Ему больше ста лет, и стоит он колоссальных денег.
То, что Мария видела перед собой, напоминало больше всего допотопный миниатюрный радиоприемник — лампы, рукоять, электрические батареи, клеммы. И еще — наружу выходили два проводка с небольшими — в палец длиной — стеклянными наконечниками. Трудно было представить себе, что прибор стоит колоссальных денег.
— И как же он действует?
Нии этот вопрос не понравился. Она, конечно, доверяла Марии, но люди, как известно, переменчивы — а вдруг бразильянка положила глаз на ее клиента?
— Он мне уже объяснил. Эта штука называется «Лиловый Посох».
И, обернувшись к восточному человеку, предложила уйти, показав тем самым, что принимает его приглашение. Однако тот наслаждался интересом, вызванным его игрушкой.
— В 900-е годы, когда в продажу поступили первые аккумуляторные батареи, практикующие врачи начали проводить опыты с электричеством, надеясь с его помощью излечивать умственное расстройство или истерию. Применяли его и для оздоровления кожи — ну, чтобы сводить всякие там бородавки, пятна и прочее. Видите эти стеклянные наконечники? Их прикладывают сюда — он показал себе на виски — и батарея дает такой же статический разряд, какой мы испытываем, когда воздух очень сухой.
Подобного никогда не случалось в Бразилии, а вот здесь, в Швейцарии —сплошь и рядом. Мария обнаружила это явление, когда однажды, открыв дверцу такси, услышала щелчок и ее дернуло током. Она решила, что это машина не в порядке, возмутилась, заявила, что не станет платить, но шофер в долгу не остался и обвинил ее в полном невежестве. Выяснилось, что он был прав — виною всему оказалась удивительно низкая влажность воздуха. После того как Марию несколько раз ударяло током, она боялась прикасаться к любым металлическим предметам, пока не купила в супермаркете браслет, разряжавший скапливавшееся в ней статическое электричество.
Она обернулась к восточному человеку: — Но ведь это ужасно неприятно!
Нии с каждой минутой все меньше нравился этот диалог. Но, чтобы не устраивать скандала со своей единственной — потенциальной — подругой, она обняла клиента за плечи, чтобы ни у кого не возникало никаких сомнений насчет того, кому он принадлежит.
— Это зависит от того, куда приложить! — засмеялся клиент.
С этими словами он повернул регулятор, и наконечники стали какого-то лиловатого цвета. Потом быстрым движением приложил один к руке Нии, другой — к плечу Марии. Раздался щелчок, но ощущение было совсем безболезненным и больше напоминало щекотку.