Одиннадцатые звездные войны (сборник)

Нивен Ларри

Совершенно неожиданно ее дядя согласился. Если Сэлли хочет побольше узнать о людях, вместо того, чтобы заняться академической психологией, пожалуйста. Младший брат ее отца, Бенджамин Брайт Фаулер, не унаследовал ничего и поднялся до своего места благодаря своим способностям. Не имея своих детей, он относился к единственному ребенку брата, как к собственной дочери, и не хотел, чтобы она стала похожа на молодых девушек, для которых самым главным были их родственники и деньги. Сэлли со своей подругой покинули Спарту, сопровождаемые слугами Сэлли — Адамом и Энни — готовые изучать примитивные человеческие культуры, которые постоянно находили военные силы. Некоторые планеты не посещались

звездолетами по триста и более лет, а войны настолько сократили их население, что вернулось варварство.

По пути в древний колониальный мир они остановились на Нью-Чикаго сменить корабль, и тут начался мятеж. Подруга Сэлли — Дороти — была в тот день за городом, и больше ее никто не видел. Союз Стражей Комитета Общественной Безопасности вытащил Сэлли из ее номера в отеле, освободил от всех ценностей и швырнул в лагерь.

В первые дни лагерь был достаточно дисциплинирован. Имперская знать, гражданская прислуга и одетые в форму Империи солдаты сделали лагерь безопаснее улиц Нью-Чикаго. Но день за днем аристократов и правительственных чиновников уводили из лагеря, и они больше не возвращались, тогда как обычных уголовников становилось все больше и больше. Адам и Энни каким-то образом отыскали ее, да и другие жители ее палатки были имперскими гражданами, а не преступниками. Так она прожила первые дни, потом недели и месяцы в заключении, в бесконечной черной ночи городского Поля Лэнгстона.

Поначалу это было приключением: пугающим, неприятным, но не более. Затем рационы сократили и сокращали снова и снова, и пленники начали голодать, а ближе к концу исчезли последние признаки порядка. Санитарные нормы не соблюдались, и трупы умерших от истощения во множестве лежали у ворот, ожидая, когда их заберут похоронные команды.

Это был бесконечный кошмар. В один из дней ее имя оказалось в списках, вывешенных на воротах: Комитет Общественной Безопасности искал ее. Другие заключенные присягнули, что Сэлли Фаулер умерла, а поскольку охрана редко брала на себя труд проверки таких заявлений, это спасло ее от судьбы, постигшей других членов правящих фамилий.

Когда условия жизни стали хуже, Сэлли нашла в себе новые внутренние силы, стараясь быть примером для всех. живших в ее палатке. Они видели в ней своего вождя, а Адам был ее премьер-министром. Если она плакала, пугались все до единого. В эти дни в возрасте двадцати двух стандартных лет ее волосы были беспорядочно спутаны, ее одежда была грязной и изодранной, а руки — грубыми и грязными. Сэлли не могла даже забиться в угол и поплакать. Все, что ей оставалось — это терпеть кошмары лагеря.

В этом кошмаре и кружили слухи об имперских военных кораблях, висевших в небе над черным куполом, и о том, что узники должны быть уничтожены, если возникнет угроза прорыва. В ответ она улыбалась и делала вид, что не верит, будто подобное может случиться. Делала вид? Кошмар ведь всегда бывает нереален.

А затем морские пехотинцы ворвались вовнутрь, ведомые высоким, покрытым кровью мужчиной с манерами придворного и одной рукой на перевязи. На этом кошмар кончился, и Сэлли захотела проснуться. Ее вымыли, накормили, одели... но она почему-то не просыпалась. Душа ее была как будто закутана в хлопок...

Ускорение давило ей на грудь. Тени в кабине были острыми как бритва. Рекруты с Нью-Чикаго толпились у иллюминаторов, о чем-то возбужденно переговариваясь. Видимо, они уже в космосе. Адам и Энни смотрели на нее с тревогой. Впервые увидев Нью-Чикаго, они были довольно полными, сейчас же кожа на их Лицах висела складками. Сэлли знала, что они отдавали ей большую часть своих пайков, и все же сейчас они выглядели лучше, чем она.

Мне

хочется заплакать, подумала она. Я должна поплакать, например, о Дороти. Я надеялась, что мне скажут, что Дороти найдена, но этого не произошло. Она исчезла навсегда.

Голос, записанный на пленку, сказал что-то, чего она не поняла, а затем наступила невесомость и Сэлли поплыла.

— Поплыла...

Куда они везут ее сейчас?

Она резко повернулась к иллюминатору. Нью-Чикаго сверкала, подобно любому, похожему на Землю миру. Светлые моря и континенты, все оттенки голубизны, тут и там испачканной пятнами облаков. Когда планета уменьшилась, Сэлли отвернулась, закрыв лицо руками. Никто не должен был видеть ее сейчас. В эту минуту она могла бы отдать приказ превратить Нью-Чикаго в оплавленный каменный шар.

Закончив проверку, Род провел на ангарной палубе богослужение. Едва они допели последний гимн, как вахтенный гардемарин объявил, что пассажиры прибыли на борт. Блейн приказал команде возобновить работу. У них не будет выходного до тех пор, пока корабль не обретет прежний щеголеватый вид, и неважно, что говорят традиции о воскресенье на орбите. Блейн следил, как мужчины расходятся, напряженно ища признаки возмущения, но вместо негодующего ворчания услышал ленивую болтовню.

— Ну, хорошо, я знаю, что пылинка есть,— сказал Стокер Джексон своему собеседнику.— Я могу понять существование пылинки в моем глазу, но как в божественном может оказаться БРЕВНО? Объясните мне, как может бревно быть у человека в глазу, а он этого не замечает? Это просто невозможно.

— Вы совершенно правы. Но что такое бревно?

— Что такое бревно? Хо-хо, вы с Тэйблтона, не так ли? Так вот, бревно, это древесина... Его получают из дерева. А дерево — это большое, ОГРОМНОЕ...

Голоса удалились, и Блейн быстро направился обратно на мостик. Если бы Сэлли Фаулер была единственным пассажиром, он с удовольствием встретил бы ее на ангарной палубе, но ему хотелось, чтобы Бари сразу же понял их отношения. Пусть не думает, что капитан корабля Его Величества торопится навстречу торговцу.

С мостика Блейн следил по экранам, как клинообразный корабль подошел к ним и был втянут на борт "Макартура" между огромными прямоугольными крыльями дверей шлюза. Рука его при этом нависала над переключателем интеркома — подобные операции были сложным делом.

Пассажиров встретил гардемарин Уайтбрид. Первым был Бари, сопровождаемый маленьким темнокожим человеком, которого торговец не потрудился представить. Оба были одеты для путешествия в космос: широкие брюки с плотными застежками на лодыжках, подпоясанные туники, все карманы на молниях или пуговицах. Бари, казалось, был не в духе. Он ругал своего слугу, и Уайтбрид постарался запомнить его слова, чтобы потом пропустить их через корабельный мозг. Гардемарин отправил торговца вперед с младшим офицером, а сам стал ждать мисс Фаулер.

Бари они поместили в жилище священника, а Сэлли в каюте первого лейтенанта. Предлогом выделить ей большее помещение послужило присутствие Энни, ее прислуги, которая должна была жить вместе с ней. Мужчину-лакея можно было отправить вниз к команде, но женщина, даже такая старая, как Энни, не могла жить среди мужчин. Жители окраинных планет достаточно долго развивали новые представления о красоте. Они никогда не стали бы приставать к племяннице сенатора, но ее экономка была совсем другим делом. Все это имело смысл и, хотя каюта первого лейтенанта соседствовала с жилищем капитана Блейна, тогда как каюта священника была уровнем ниже и тремя отсеками ближе к корме, никто и не подумал протестовать.