Одиночество-12
Шрифт:
– Раз сами хаты не знают, что такое одиночество, значит это тоже оружие. Как и число. Причем, в отличии от числа, которое направлено строго против хатов, одиночество – оружие обоюдоострое. С одной стороны мы знаем про отшельников, достигавших высот сознания, просветления и святости. Причем примеров сколько хочешь как на Западе, так и на Востоке. С другой стороны одиночество – одно из самых страшных наказаний. Одиночка, карцер…
Я вспомнил тюрьму и поежился.
– Нет у вас, ребята, согласия в интерпретации названия вашей собственной концесии.
Аня покачала головой. Я тяжело
– А с числом у нас тоже нет согласия. Антон считает что в нем заложен некий метафизический смысл, чуть ли не мистический, а я считаю, что смысл числа совершенно реальный и конкретный.
– Скорее всего, вы оба правы, – улыбнулась Аня.
– Мы оба правы, но я правей.
Эта тема показалось мне такой важной, что я даже не улыбнулся ей в ответ.
– Нет. С числом правее всех я.
Мотя сидел с важным невозмутимым видом и смотрел на Аню.
– Мотя! А ты на эту тему ничего не говорил.
– А теперь скажу. Мне нравится это число.
– Чем нравится Мотя? Тем, что это средство по борьбе с хатами?
– Тем, что оно – структурное. И красивое.
– Мотя! Да ты – эстет. Аня, как ты думаешь, эта рекламная кампания – ответ хатов на освобождение Матвея?
– Нет… Вряд ли. Слишком уж ребята, вы о себе возомнили! Идет, потому что должно идти. Я же рассказывала вам. Хаты готовятся к атаке.
– Как же вы будете воевать без нас? Мы же такие крутые и неуязвимые?
– Матвей! Ты задолбал! Ты хочешь нас сглазить?
Через два часа мы сидели в «Газели» у служебного входа в динин супермаркет в двух минутах ходьбы от дома Антона. Час назад Антон позвонил Дине и она, по его словам, согласилась ехать. Но потребовала час на сборы. В план это не входило, но что сделаешь?
Сам разговор я не слышал, потому что Антон вылез из машины, пока убеждал Дину. Распрашивать его ни Мотя ни я не рискнули. Согласилась Дина, и слава Богу.
Рядом с нами разгружали молоко и памперсы две таких же как наша Газели. На молочной Газели было написано «Молоко». На памперсной не было написано ничего. Все немного нервничали и я решил отвлечься разговором:
– Аня, а почему бы хатам, если они такие всемогущие, не осуществить какой-нибудь мировой кризис. Например устроить ядерную катастрофу? Или отравить всех жителей Москвы каким-нибудь токсином через водопроводную воду? Или еще что-нибудь придумать?
– Современный мир – довольно устойчив. Не так просто осуществить серьезный теракт с большим количеством жертв. Спроси у Бен-Ладана, если мне не веришь. Требуется много ресурсов для практического осуществления такого плана. А если в процессе разработки теракта что-нибудь пойдет не так, то очень велик риск раскрытия самой организации. Но это с одной стороны. А с другой, по нашим данным хаты сменили тактику. Они отказались от стратегии мелких катастроф. При этом они уделяют самое пристальное внимание России. Но осуществить глобальные злодеяния не так уж просто. Ядерные боеприпасы в России охраняются достаточно надежно. Президент. Чемоданчик. И многое другое. В конце-концов, и я же здесь не просто так сижу. Да и политическая ситуация в России улучшается с каждым месяцем…
– Что улучшается? Я не понял. Скажи еще раз,
У иностранцев такое бывает. Неожиданные заскоки в отношении России.
– Я – серьезно. Не сегодня, так завтра у вас кончится Гражданская война. Которая длилась без малого сто лет.
– Я не понял.
– Красные и белые скоро объединятся.
– Против кого?
– Против серых.
– А…
– Я пошел, – неожиданно сказал Антон. Пора!
Он пытался сдерживаться, но я понимал, каково ему сейчас.
– Антон! Мы договорились, что ты не вылезешь из машины, пока Дина не войдет в магазин. А сигнала пока нет. Дина еще не вышла из дома.
– Может она не хочет ехать с собакой? И ищет куда бы ее пристроить?
– Типун тебе на язык, Матвей. Ну что ты, правда?
Матвей устыдился и решил защитить Дину.
– Она должна была выйти десять минут назад, и не выйдет раньше чем через двадцать. Мне можно верить. Я знаю женщин.
– Женщина женщине рознь, – задумался я. – Дина последний раз опаздывала во время собственных родов. И то – по рассказам родителей – на полчаса.
Тут зазвонил Анин мобильник. Аня ответила на иврите. Я вопросительно посмотрел на Антона. Он прислушался и совсем помрачнел.
– Подозрительная машина у входа в супермаркет.
– У нас проблемы? – деловито поинтересовался Матвей.
– Сейчас она договорит, и поймем, – сказал я.
Аня дала отбой телефону.
– Все идет по плану. Просто подозрительная машина.
– Где?
– Прямо сзади нас. Черный «Гелентваген».
– Он заблокировал выезд?
– Нет. Пока все ОК.
В это время у Ани еще раз зазвонил телефон и она опять заговорила на иврите. В этот раз разговор длился дольше.
А через примерно тридцать секунд ее разговора Антон вскочил и попытался вырваться из машины. Аня одернула его со всей силы и заорала «шеф!».
«При чем тут шеф? [108] » – подумал я.
Аня наклонилась к шоферу и что-то быстро ему сказала. Шофер врубил по полной, так что Газель взревела, развернулась почти на месте и ее на полном ходу вынесло со двора. Мы все включая Аню попадали со своих скамеек. Я рефлекторно подтянулся к заднему окошку, и увидел, что за нами рванулся черный «Гелентваген». Не успел я подумать, что это значит, как «Гелентваген» подскочил метра на два и, освещенной яркой огненной вспышкой изнутри, сопровождаемой тяжелым низким грохотом, буквально рассыпался на куски.
108
Шев (иврит) – сядь!
«Ни фига себе у нас „Газель“. А Джеймс Бонд на какой-то фигне ездит», – почему то пришло мне в голову. Через секунду, я подумал, что «Газель» не при чем, а в «Гелентваген» стреляли из гранатомета те же люди, которые предупредили нас о подозрительной машине. Аня скомандовала: «Всем лечь и не подниматься!» Мы понеслись по городу. Я обратился к Антону, голова которого упиралась мне в живот.
– Что там?
– Дину похитили!
– Кто?
– Что кто?!
– Как?
– Запихнули в машину прямо у подъезда.