Одиночество простых чисел
Шрифт:
— Закрыть? — спросила она, войдя и указывая на дверь. Вся ее смелость куда-то испарилась.
Он ответил что-то невнятное. Потом сел на кровать, сложив руки на коленях.
Аличе осмотрелась. Комната была небольшая, идеально прибранная, все вещи разложены продуманно и аккуратно, как в витрине магазина, казалось, к ним никто никогда не прикасался. Здесь не было ничего лишнего — ни снимков на стене, ни любимых игрушек, сохранившихся с детства, — ничего, что создавало бы теплую
По спине Аличе пробежал холодок, она явно не вписывалась сюда.
— У тебя красивая комната, — все же сказала она, хотя на самом деле так не думала.
— Спасибо, — ответил Маттиа.
Над ними навис целый ворох всего, что они должны были сказать друг другу, но оба старались не замечать этого и смотрели в пол.
Соскользнув вдоль шкафа, Аличе опустилась на пол, здоровое колено она подтянула к подбородку.
— Ну и как себя чувствуют специалисты после получения диплома? — Труднее всего было выдавить улыбку.
Маттиа пожал плечами.
— Точно так же, как и раньше.
— Но ты все-таки недоволен, да?
— Похоже.
Аличе дружески хмыкнула и подумала, что эта неловкость, которая обоим неприятна, какая-то бессмысленная, но все же весьма ощутимая и неустранимая.
— В последнее время в твоей жизни произошло немало событий, — заметила она.
— Да.
Аличе поразмыслила: сказать теперь или позже? Потом она заговорила, хотя от волнения у нее пересохло во рту.
— И что-то хорошее тоже, не так ли?
Маттиа поджал ноги. «Ну вот, приехали», — подумал он и вслух произнес:
— Вообще-то да…
Он прекрасно знал, что должен сделать: должен подняться и сесть рядом с ней, должен улыбаться, смотреть ей в глаза и целовать ее… Все это дело техники, примитивный ряд векторов, которые позволят приблизить и совместить их губы… Ему не хотелось этого, но… следует соблюдать некую последовательность, как при решении математических уравнений.
Он думал было подняться, но матрас удерживал его, словно огромное болото. И тогда Аличе опять взяла инициативу на себя.
— Могу я сесть вон туда? — спросила она.
Он кивнул, хотя в этом не было нужды, и немного подвинулся.
Аличе поднялась, помогая себе руками. На кровати рядом с Маттиа лежал сложенный втрое лист бумаги. Аличе хотела отодвинуть его и, взяв в руки, заметила, что бумага написана по-английски.
— Что это? — спросила она.
— Получил сегодня. Письмо из университета.
Аличе прочитала название города, напечатанное полужирным шрифтом в углу слева, и буквы поплыли у нее перед глазами.
— Что пишут?
— Предлагают оклад.
Аличе почувствовала, как закружилась голова. Ее охватила
— Bay, — выдавила она. — И надолго?
— На четыре года.
Она сглотнула. Она все еще стояла рядом с кроватью. И наконец еле слышно спросила:
— Поедешь?
— Еще не знаю, — ответил Маттиа, почти извиняясь. — А ты что думаешь?
Аличе не ответила. Держа письмо в руках, она уставилась в пространство.
— Так как, по-твоему? — повторил Маттиа, словно она и в самом деле могла не расслышать его вопроса.
— А что — по-моему?
Голос Аличе прозвучал так резко, что Маттиа едва не подскочил от неожиданности. В эту минуту она почему-то подумала о своей матери, лежащей в больнице и напичканной лекарствами. Она тупо взглянула на письмо. Ей захотелось разорвать его, но она положила листок на кровать — туда, куда хотела сесть.
— Это было бы важно для моей карьеры, — сказал Маттиа.
Аличе кивнула с серьезным видом, выставив вперед подбородок, словно во рту у нее был шарик для игры в гольф.
— Хорошо. И чего же ты ждешь? Поспеши. Тем более тут нет ничего, что интересовало бы тебя, мне кажется, — произнесла она сквозь зубы.
Маттиа почувствовал, как вздулись вены на шее. Сейчас он, наверное, расплачется. С того дня в парке ему постоянно хотелось плакать, в горле стоял комок, и никак не удавалось проглотить его. Он никогда не плакал раньше, но после признания Аличе, там, в машине, слезные протоки, которые долго были закупорены, словно открылись, и теперь все, что скопилось в них, стало пробиваться наружу.
— Но если бы я уехал… — заговорил он дрожащим голосом. — Ты меня… — Он замолчал.
— Я? — Аличе посмотрела на него с высоты, как на какое-то пятно на покрывале. — Знаешь, я несколько иначе представляла себе ближайшие четыре года, — сказала она. — Мне двадцать три, и у меня умирает мать. Я… — Она покачала головой. — Но тебе ведь все это безразлично. Так что думай лучше о своей карьере.
Она впервые сослалась на болезнь матери, чтобы задеть кого-то, и не пожалела об этом. В эту минуту она ненавидела Маттиа.
Маттиа ничего не ответил, только стал вспоминать инструкцию, что нужно делать, когда начинаешь задыхаться.
— Так или иначе, не беспокойся, — продолжала Аличе. — Тем более я нашла человека, которому все это небезразлично. И… я пришло, чтобы сказать тебе об этом. — Она помолчала, не задумываясь больше ни о чем. Все опять происходило само собой, она снова катилась по крутому склону, забыв воткнуть в снег палки, чтобы затормозить. — Его зовут Фабио, он врач. Я не хотела, чтобы ты… В общем, вот так.