Одиночка
Шрифт:
Стоявший у двери молодой охранник бесстрастно наблюдал за ними.
— Неплохо, — произнесла она, довольная тем, как Лео просчитал ее атаку. — Мой отец любил говорить, что тот, кто пробьет староиндийскую защиту, сможет обыграть большинство людей. Вы согласны, герр Волчек?
— Я не знаю, мадам.
— Да, я думаю, вы слишком нервничаете, чтобы соглашаться с чем-либо. Пожалуйста, расслабьтесь. Это всего лишь шахматы. Нас здесь только двое. Вернее, трое. — Она бросила взгляд в сторону молодого охранника, на ее губах промелькнула тень улыбки.
— Да,
В гостиную вошла горничная.
— Хотите кофе? — предложила фрау Акерманн. — Может быть, пирожное или фрукты?
Кофе? Фрукты? Пирожное? Она не могла не увидеть, как Лео непроизвольно сглотнул. В лагере эти роскошества мог себе позволить только человек, готовый истязать себя игрой воображения. Или заплативший невиданную взятку. И то это были бы лишь украденные из пищеблока немецкие объедки.
Облизав губы, Лео отрицательно покачал головой. Он так нервничал, что не мог говорить. Он сделал свой ход. Слон на С5.
— Позже, Гедда, — бросила фрау Акерманн горничной. — Оставьте вазу.
— Слушаюсь, фрау Акерманн, — произнесла горничная и удалилась. Казалось, она нервничала не меньше, чем Лео.
Игра продолжалась. Он смотрел, как она обдумывает ход, прижав палец к губам, а затем быстро передвигает фигуру. Было видно, что отец многому ее научил. Она не поддалась на пару его провокаций, имевших целью принудить ее к невыгодному обмену. Просчитав его замысел, она посмотрела ему в глаза и улыбнулась краешками губ.
— Я довольна, что смогла так долго продержаться, играя с таким мастером, как вы.
Ферзь на F4. Лео прочистил горло и прошелестел:
— Шах.
— Я вижу.
Она была прекрасна. Даже в том, как скромно она выглядела. Юноша прикинул — ей было тридцать с небольшим. Голубые миндалевидные глаза. Она имела привычку в задумчивости прикусывать нижнюю губу, слегка накрашенную красной помадой. Лео смотрел на нее мельком, вскользь, задерживая взгляд лишь на долю секунды, и если их взгляды встречались, он немедленно отводил глаза.
По правде говоря, он впервые в жизни оказался наедине с женщиной.
— Так, давайте посмотрим, — она выдвинула вперед пешку, прикрывая своего короля.
Перед Лео возникла дилемма. Что от него ждали? От жены заместителя начальника лагеря зависело жить ему или умереть. Она могла послать его на смерть щелчком пальцев. Поддаться ей? Она хорошо понимала суть игры, стоило сделать один неверный ход, и этого будет достаточно. Если бы на ее месте был ее муж или кто-нибудь из охранников, он не сомневался, что они расправились бы с евреем, посмевшим оскорбить их. Даже если обида была предвиденной. Но тут речь шла о жене начальника. Голова у него кружилась, словно в вихре, и все его знания о шахматах унеслись куда-то прочь, подхваченные этим вихрем. Он решил устроить проверку: атаковал слоном ферзя, открывшись ее ладье.
— Герр Волчек, — произнесла она, задержавшись после его хода. —
Их взгляды встретились. Впервые по-настоящему. Сердце Лео билось в три раза быстрее против обычного. Он боялся, что в тишине гостиной она услышит, как оно грохочет. Боялся, что она догадается о том, что происходит у него в голове.
— Ну разумеется, вы не могли этого не увидеть, — она явно предоставляла ему свободу действий. Чуть сощурилась, как бы извиняясь и одновременно упрекая его: «Опять вы за свое. Ну, не надо».
— Благодарю, мадам.
До конца партии они не разговаривали, просто играли. Она все дольше обдумывала свои ходы. Пару раз Лео позволил себе задержать взгляд на соблазнительных округлостях, очерченных ее платьем. Он не мог не думать о том, что там под ним, представляя себе ее белье — никогда раньше он не видел женское белье, если не считать того, что принадлежало его матери. Плавное изменение изгиба под кофтой — ее грудь…
— Герр Волчек, ваш ход.
— Простите, мадам, — он кашлянул, переставил ладью на А4 и залился румянцем.
Дальше должна была последовать многоходовка, которая закончится не в его пользу, но он не остановился. Ему это будет стоить ладьи. Они быстро разыграли пять ходов комбинации, после которых защита его короля значительно ослабла. Когда она увидела сложившийся расклад, она вновь подозрительно посмотрела на него.
— Мне не следовало поддаваться на провокацию, — признал Лео, пожимая плечами. — Боюсь, играть дальше теперь нет смысла.
Он видел, что она не была уверена, радоваться ей или сердиться.
— Вы очень прилично играете, фрау Акерманн, — Лео положил своего короля. — Ваш отец был достойным учителем.
— Благодарю. Может быть, мы продолжим нашу игру, — она посмотрела ему в глаза. — Если вам повезет.
Повезет. Слово пронзило его. Он точно знал, на что она намекает. И это не имело никакого отношения к шахматам.
— Надеюсь, так и будет, — сказал он.
— И может быть, в следующий раз я обыграю вас по-настоящему, — в ее голосе прозвучало предостережение, а глаза смотрели с понимающей улыбкой. — Пожалуйста, вызовите роттенфюрера, — обратилась фрау Акерманн к охраннику у двери. — Нашему гостю пора идти. Пожалуйста, возьмете вот это с собой, — она завернула в салфетку два сахарных пирожных и яблоко. — Примите мою благодарность. Здесь все это только добавит лишний вес моему мужу.
— Благодарю вас, фрау Акерманн, — Лео поднялся и принял угощение. Когда их ладони соприкоснулись, по его рукам пробежали мурашки.
— Разрешите? — попросил Лео, указывая на крупную сливу, имевшую для него особое значение. С того самого рокового дня, когда они остановились у киоска с фруктами, он не видел ни одной сливы.
— Да, пожалуйста. Проследите, чтобы он добрался обратно без неприятностей, ефрейтор, — обратилась она к Ланге, который как раз вошел в гостиную. — И донес мои гостинцы. Я вас прошу.