Одиночный выстрел
Шрифт:
– Да, дорогая, а мы подождем ее у камина. Заодно послушаем поэму Дарнеля в исполнении Эрнста. Кажется, он зубрил ее с учителем на прошлой неделе.
– Но, батюшка, какая может быть поэма, если идет война?! – Эрнст скривил лицо и стал еще больше похож на свою мать.
– Ты не выучил урока?
– Легвос, мы ведь прятались в подвале. И учитель Лугар в том числе, о каких уроках ты говоришь? – вступилась за сына леди Бровн.
– Наследник прелата, будущий прелат и верный слуга императора не может прикрываться какими-то
– Да, батюшка, простите, – выдавил из себя Эрнст. В свои двенадцать лет он обожал лошадей, много ездил верхом и мог управлять сворой охотничьих псов. Однако грамота ему давалась тяжело.
– Батюшка, я могу прочитать вам сказку Рюнеля на штрийском языке, – предложил умница Марк-Реджинальд. Ему недавно исполнилось семь, но учителя были им очень довольны.
«Вот бы кому стать прелатом», – часто думал Гудроф, узнавая в Марке-Реджинальде себя в детстве. А вот у Эрнста на лбу было написано «полковник-кавалерист».
После недолгих препирательств семейство прелата не в полном составе переместилось в холл – ближе к камину. Эрнст, запинаясь, принялся читать сочинение Дарнеля, скучавший Марк-Реджинальд зевал, а леди Бровн кивала и кивала, теребя крючком рукоделие.
Уже стемнело, когда Гудроф прервал мучения Эрнста и позволил младшему сыну порадовать родителей знанием штрийского языка. Посреди сказки в припорошенной снегом накидке в холле появилась Амалия.
– Ой, сестрица! – воскликнул Марк-Реджинальд и побежал ей навстречу.
– Ну почему ты заставляешь нас беспокоиться, дитя мое? – спросила леди Бровн, не отрываясь от рукоделия.
– А она, наверно, влюбилась и носилась по снегам в поисках своего жеребца! – воскликнул вдруг Эрнст и заржал, как самый настоящий кавалерийский полковник.
«Природу не обманешь», – подумал прелат и отправил спать всех, кроме Амалии.
– Где ты была? – спросил он, когда Амалия сбросила накидку на руки слуги.
– Я просто скакала, пока не наткнулась на лагерь… – сообщила интресса и, подойдя к камину, протянула к огню озябшие руки.
Она знала, что отец на нее долго сердиться не может, и избегала объяснений, ожидая, пока прелат смягчится.
Смягчился он быстро. Амалия была его любимицей, хотя и унаследовала нелегкий нрав прадеда по отцовской линии, генерала Вальмера. Тот спорил даже с самим императором, за что дважды отправлялся в ссылку, но затем его возвращали. В те времена приморские кочевники были очень сильны, и без хороших полководцев императору было не обойтись. А Вальмер был хорошим полководцем.
– Кругом неспокойно, а с тобой всего горстка солдат. Бери хотя бы больше охраны, раз тебе хочется совершать необъяснимые поступки… – сказал Гудроф, садясь в кресло.
– Мои поступки объяснимы, батюшка. Я хотела увидеть все другими глазами,
– Что же там интересного? Это поле боя, дитя мое, там люди убивали друг друга без жалости и даже… сжигали в этих железных коробках. Что может быть ужаснее?
– Но ты же не боялся бывать там? Ты и прелат Илкнер. – Амалия улыбнулась. – Он забавный старик. Уверен, что я мечтаю о браке с его сыном Сборстьеном. Вчера в столовой рассказывал мне о древности их рода.
– В этом нет ничего удивительного. Скажу тебе честно, если бы вы со Сборстьеном поженились…
– Ну, батюшка, оставьте эти разговоры!
Амалия отошла от камина и села в кресло возле столика, куда кухонные слуги обычно подавали разогретые соусы и мясо, ведь к тому времени, когда они с отцом принимались за поздние трапезы, главный повар уже спал – ему предстоял ранний подъем, поэтому приходилось довольствоваться тем, что оставалось от ужина.
– Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. К тому же этот ваш Сборстьен ранен и проведет под присмотром лекарей не меньше года. Между тем прелат Илкнер уверял меня, что их род происходит от первых руммидов – Эйваза Кронфида и Лорнака Золотое Перо.
Прелат Гудроф засмеялся.
– Тут наш сосед немного преувеличил. Думаю, еще двести лет назад его предки таскали из моря сети, но так начинали многие известные роды.
– А Гудрофы?
– Гудрофы? – Прелат пожал плечами. – Скорее всего, наш род пошел от проявившего героизм сержанта или керована, как назывался этот чин в армии две сотни лет назад. Его поступок заметили, повысили в должности, и к своей отставке он уже занимал младший офицерский чин. Разумеется, все его дети пошли по военной стезе, и, наверное, один из них добрался до чина мэйджора.
Прелат замолчал, вспомнив о Бекете. О нем думала и Амалия.
– Раньше ты говорил, что «Черного праздника» не было, – сказал она, чтобы сменить тему.
– Я надеялся, что это пройдет мимо тебя. К чему пугать детей подобными ужасами? Но жизнь распорядилась иначе, ты сама стала участницей такого «праздника». Спасибо мэйджору, что… – Прелат осекся. – Одним словом, хорошо, что он оказался тем, за кого я его принял.
– Кто он на самом деле, батюшка?
Прелат не сразу ответил и, обернувшись к дверям, крикнул:
– Эй, кто там?
– Слушаю, ваша светлость! – произнес шагнувший из темноты пожилой лакей и поклонился. За ним вышел слуга помоложе.
– Давай, братец, неси сюда все, что осталось. Мы проголодались и съедим даже целого кабана. Я прав? – спросил прелат у Амалии, и они засмеялись.
– Знаете, батюшка, если когда-нибудь мне придется покинуть эти места, больше всего я буду скучать именно по вам, – призналась Амалия, глядя на огонь.
– О чем ты, дитя мое? Мы всегда будем вместе! По крайней мере недалеко – в паре суток верхом.