Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний!
Шрифт:
– Ды-ы-ык, – расчувствовался Васикус, смахнув невидимую слезу.
Излучая фальшивую бодрость и уверенность, я энергично «сделала ручкой» ему на прощанье и просочилась за пожилой дамой внутрь, трепетно прижимая к груди немногочисленное имущество и украдкой ощупывая – на месте ли спрятанные серьги. Мысль о подарке Мыра придавала уверенности и привносила легкую щемящую нотку грусти. Я чувствовала себя мальчишкой-ныряльщиком, который прыгает со скалы вслед за старшими, не зная заранее, насколько глубоки прибрежные воды и не встретят ли его буйную головушку смертельно
Двор оказался небольшим, но чистым. Неподалеку от входа красовался традиционный для этих мест бассейнчик с фонтаном и скамейками вокруг него. Касательно обычных южных частных домов – на мой взгляд, такой себе миленький дворик на юге России или Украины. С многоцветными клумбами, длинной аллеей-виноградником, летней кухней и зеленой беседкой. Слух жильцов услаждало кудахтанье кур из птичника, мычание и блеяние скотины из хлева немножко дальше. По обеим сторонам аллеи, за клумбами, стояли редкие старые яблони и другие плодовые деревья, названий которых я просто не знала. Насколько я поняла по запаху, деревянные домики в самом конце аллеи – это места традиционного уединения.
Словом, настоящая мечта дачника. Еще бы пасеку и садик побольше – идеал. Душа или бани я не заметила, хотя это дело наживное… В общем, все было прекрасно и замечательно, за исключением одного пренеприятного обстоятельства: маленькое уютное хозяйство перед моими глазами, спрятанное за крепкими стенами, размерами не тянуло даже на самое скромное жилье местного владыки. Никак.
Может, меня привели в секретное диэрское убежище, своего рода запретный сад любви? А зачем тогда диэру гарем? Глупо заводить стаю баб, чтобы парочку из них затем прятать в другом месте, не находите?
Я решила, что время покажет.
Мы обогнули квадратную стену, которая, к моему изумлению, оказалась не забором как таковым, а прямоугольным жилым помещением, имеющим разрыв только в месте ворот. Узкие окна жилого дома выходили во двор.
Почти сразу за углом крылась большая дверь, перед которой меня заставили разуться и босиком повели в глубь таинственного жилища.
Старушка шествовала впереди, очень уверенно ориентируясь на местности, а я уже в который раз следовала за проводником, боясь потеряться.
Так, глядишь, скоро разовьется комплекс вечного спутника Ивана Сусанина. Буду рисовать помадой крестики на стенах, за неимением хлебных крошек и еловых веточек ломать мебель и метить дорогу другими, более доступными на текущий момент способами…
Вскоре мы вышли в красивый просторный зал, главным украшением которого служил парадный портрет импозантного мужчины. Портрет начинался у пола и терялся где-то у потолка, заключенный в тяжелую, кажется золоченую, раму, украшенную затейливой резьбой и щедро усыпанную сверкающими блестяшками. Подойдя ближе, я опознала в блестяшках полудрагоценные камни.
– Вот это да! – вырвалось у меня неожиданно, когда оценила примерную стоимость багета.
– А то! – гордо отреагировала старушка. – Уважаемый Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы всегда был представительным мужчиной, и, клянусь бородой отца, ликомаз лишь частично
– Кто кого передал?.. – невольно переспросила я, занятая рассматриванием изображения.
Там нарисовали такого… потрясающего в буквальном смысле мужчину! У меня глаза разошлись в разные стороны – и то я не смогла одним взглядом обозреть всю картину целиком. По моим скромным прикидкам, весил сей достойный муж примерно около двух центнеров. Его холеные множественные подбородки плавно перетекали на гигантскую грудь и терялись на ее просторах.
Эффект орлиного взора художник достиг, приставив к тому месту, где у человека обычно лоб, жирную длань. Видимо, ориентировался на край головного убора, представлявшего собой смесь восточного тюрбана, фески, тюбетейки и сомбреро до кучи. Сверху все это утыкали аграфами с прикрепленными к ним пышными перьями всевозможных расцветок.
– Бедные птички, – пробормотала я себе под нос, постепенно опуская взгляд ниже и замирая в изумлении.
Между громадных ляжек была зажата… лошадь, практически потерявшаяся под мужчиной и с трудом собиравшая копыта вместе. Честное слово, я даже подвинулась к одной стороне картины, пытаясь высмотреть, чем же подперли несчастное животное, чтобы оно волочило на себе необъятную тушу, не превратясь при этом в лепешку.
– Что вы сказали? – отвлеклась я от созерцания травмирующего женскую психику зрелища и раздумий о нелегкой судьбе тонконогой лошадки.
– Я сказала, – надменно повторила женщина, любуясь портретом, – что уважаемый Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы – мужчина достойный и должность княжеского начальника таможни занимает по праву!
– Кто? Камаз? – У меня не укладывалось в голове.
– Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы! – поправили меня недовольным тоном.
Небрежно отмахнувшись от длинного имени с перечислением всех от мала до велика марок машин, я продолжила выспрашивать:
– Господин – начальник таможни?
– Да! – гордо подтвердила дама.
– А почему его портрет висит здесь? – все еще не доходило до меня.
– Где же этому портрету висеть, как не в главном зале собственного дома уважаемого Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы, да не подуют на него холодные ветры времени?.. – На меня воззрились с сильным недоумением, явно сомневаясь в наличии у вашей покорной слуги хоть какого-то мозгового вещества под блондинистой шевелюрой. – Теперь приготовься услышать нечто удивительное: ты предназначена в дар гарему нашего, – дама кивнула на портрет, – господина, пусть эта мысль приведет тебя в радостный трепет!
– А-э-у-у-у!.. – взвыла я, когда до меня окольными путями дошло, что попала отнюдь не туда, куда собиралась.
– Чего орешь, дитя порока? Блоха под одеянием укусила? – заботливым тоном доброй мачехи поинтересовалась старушка. – Или восхищаешься его красотой и светочем мудрости, да продлят боги его славное существование?..
– Вы знаете… – замялась я, быстро придумывая, как ответить помягче и объяснить, что к салу в любом виде у меня антипатия. – Мне кажется… Нет, я уверена: случилась ошибка.