Одинокие люди
Шрифт:
Наш ориентир, высокая сосна, стояла примерно в миле от ранчо, и мы в предрассветном полусумраке сломя голову скакали прямиком к ней. Подъехав, перевели лошадей на рысь. Я оглянулся.
– Как дела? Все здесь?
– Я скакал последним. Позади никого не осталось, - ответил Бэттлс.
– Кто-нибудь ранен?
– Мне ожгло плечо, - сказал Рокка.
– Ничего серьезного.
Я немного провел колонну быстрой рысью, потом мы с полмили шли галопом, перешли на рысь, затем на шаг и опять на галоп. В полдень мы остановились у родничка, который
Мы ехали быстро, держась подальше от мест, где нас могли ждать засады, и постоянно ища взглядом облако пыли, что говорило бы о преследовании. Следовало опасаться не только индейцев, но и многочисленных разбойных банд, а также мексиканских солдат, которым наверняка не понравилось бы наше присутствие. И все это время дети не плакали и даже ни разу не вскрикнули уж этому-то апачи их научили.
К вечеру мы въехали в покинутую деревню, где стояли развалины большого глинобитного здания и недостроенная церковь, в ирригационной канаве текла вода.
В углу одного из домов лежал скелет мексиканца в лохмотьях одежды, который умер с оружием в руках. На левой руке скелета был костяной мозоль от плохо сросшегося перелома, в результате рука была короткой и искривленной.
Тампико посмотрел на него, потом перевел взгляд на ссохшуюся кобуру с вырезанным на ней инициалом - большой буквой "Б".
– Так вот где это случилось, Бенито, - сказал он и посмотрел на меня.
– Я знал его. Хоть он был и плохим парнем, но отважным.
В деревне мы сварили кофе и горячую похлебку из вяленого мяса, кукурузы, картошки и лука, найденных на заброшенных, заросшими сорняками полях. Еда получилась вкусной, хотя приходилось торопиться.
Испанец вытер руки о штаны и взглянул на меня.
Надо трогаться, - сказал он.
– Я чувствую здесь запах смерти.
Джон Джей Бэттлс уже сидел на коне и ждал нас. Мы расселись по свежим лошадям, чтобы сберечь силы остальных, и снова тронулись в путь.
Последние часы дня были жаркими, без малейшего дуновения ветерка, пыль мы не поднимали. Вдруг Мэрфи указал на горизонт, где у склона горы в форме вопросительного знака поднимался дым костра. Мы знали, что он означает и, ускорив шаг коней, направились, ориентируясь по Полярной звезде, точно на север, насколько позволяла местность.
После полуночи мы остановились в мелком овраге и разбили под ивами лагерь без костра.
Незадолго до рассвета мы опять были в седлах и двинулись вперед. Вскоре проехали деревню.
– Трес Аламос, - сказал Рокка.
Три Тополя - так называли многие деревни. Позже проехали мимо еще одной деревни, широко обогнув ее, потому что у нас не было времени отвечать на вопросы крестьян, да им и не понравилось бы, если мы приведем за собой апачей. Эта деревня называлась Сенокипе - Дерево с Дуплом.
Мне нравились имена, которые в этих местах давали поселениям: Санта Росалия, Соледад, Ремедиос, Сойопа, Накори, Чимала, Кибури. Окитоа - Гнездо Ястреба, Батуко - Источник,
Над восточными горами разгорался малиновый рассвет, окрасивший склоны тусклым огнем.
– Не нравится мне это, - хмуро проворчал Рокка.
– Похоже на кровь.
На протяжении следующего часа мы насчитали три сигнальных дыма... и один ответный.
Остановившись у небольшого ручья, напоили лошадей и сменили седла.
– Если что-нибудь случится, - сказал я Дорсет, - берите детей и поезжайте к границе. Гарри умеет ездить верхом, пусть возьмет одного ребенка.
Рокка повернулся к нам в седле.
– Я чувствую апачей. Они были здесь, и не так давно.
Мэрфи засмеялся.
– Ты все выдумываешь. Разве можно иметь такой нюх?
– Они были здесь, - настаивал Рокка, - и скоро вернутся.
Теперь, когда мы заехали далеко на север, трава стала встречаться реже, появились лысые песчаные холмы и белые прожилки кварца на коричнево-красных скалах. До полудня оставалось два палящих часа. Кругом все застыло от жары, ничто не шевелилось; мертвую тишину подчеркивало танцующее знойное марево.
По коже поползли мурашки. Снова и снова я перекладывал винтовку под мышку и вытирал пот с ладоней. Струйки его стекали по лицу, смывали пыль, оставляя грязные потеки, по спине ползли холодные липкие капли. Я попробовал оценить наши шансы, но не смог.
– Очень хочется опять увидеть, как желтеют листья и кричат дикие гуси.
– Ты говоришь о северных землях, - сказал Испанец Мэрфи.
– Я помню такое время в Вайоминге. Мы гнали на восток стадо из Орегона.
Ко мне подъехала Дорсет.
– Телль, - сказала она, - вы думаете, мы выберемся?
Мне не хотелось разговаривать: надо было все время вслушиваться.
– Пока нам везло, - ответил я.
Мы снова поменяли лошадей и двинулись дальше - четыре отважных, но одиноких парня, девушка, едва начавшаяся превращаться в женщину, и четверо детей. У каждого было по три верховых лошади, да еще вьючная - мы составляли приличный караван. Вторую вьючную мы давно потеряли.
Где-то на севере, все еще далеко, лежала граница. Это была тонкая линия на карте и воображаемая линия в сознании людей, но от этой линии зависела наша жизнь. Там мы найдем помощь. А еще дальше на север нас ждала безопасность.
Мы перевели лошадей на шаг. Было очень жарко. Солнце потерялось в раскаленном медном небе.
По-моему, все понимали, что стычки с апачами не избежать. Мы могли ускользнуть от нескольких групп, но от всех не ускользнешь. Апачи не щадят лошадей. Часто они загоняют их до смерти, а потом съедают. Так что своих скакунов они жалеть не будут. К тому же они переговаривались с помощью дымовых сигналов, видимых на больших расстояниях.