Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943
Шрифт:
По приказу Клауса один солдат начертил подробный план деревни, а около часа пополудни встретились командиры взводов.
— Вот программа на сегодняшний вечер. Конечно, нам невыгодно преследовать отряд, который мы отсюда выгнали. Партизаны передвигаются быстрее, чем мы, и лучше знают местность. С другой стороны, Миликонец — это перевалочный пункт, к которому партизаны привыкли и где они отчасти пополняют свои запасы продовольствия. По-моему, партизаны не очень далеко, и мы их подкараулим. Устроим им западню.
Расстелив план деревни на столе, Клаус
— Вот западня. Мы выселим жителей этих домов и поселимся там на глазах всей деревни. Отгородим эти дома завалами из бревен. Оборудуем хорошо заметные огневые точки. Надо создать впечатление, что мы преобразовали избы в некое укрепление. Ночью мы должны полностью блокировать деревню. В это время, полагаю, шпионы, оставленные здесь отрядом, попытаются встретиться с партизанами и сообщить им об обстановке. Мы позволим им уйти и последим за ними.
В девять часов вечера взвод унтера Байера возьмет под контроль заминированную дорогу, по которой мы прибыли. Лейтенант фон Ритмар расположится на поляне к западу от деревни. Мы с Хайнцем отправимся на север для наблюдения за пятью избами. Если, как я предполагаю, партизаны задумают напасть на нас, то в этот раз они неизбежно используют свои основные силы, и мы сможем их преследовать. Ближайший к ним взвод станет пускать ракеты, благодаря которым мы будем хорошо видеть партизан.
Если все пойдет, как задумано, мы вернемся в деревню. В противном случае вся надежда — на удачу. Но в любом случае вам не следует гнаться за ними по пятам, если они вырвутся из ловушки, потому что в это время мы будем рассеяны на небольшие группы и, следовательно, более уязвимы.
Два брата Ленгсфельд, получив задание, старались изо всех сил. Выселить жителей из пяти изб не составило труда. Патрулирование вокруг деревни досталось взводу Манфреда, а сам Манфред занял пост у дома старой Усыгиной. В течение часа пять изб приняли угрожающий вид. Их заполнили солдаты, из каждого окна торчали стволы. Для пущей убедительности Людвиг установил антенну (обрывок какой-то проволоки), а также флаг, захваченный на всякий случай.
Заинтригованная Женя вместе с соседями вышла на улицу и запоминала каждую деталь.
Незадолго до наступления ночи жителей деревни снова собрали. Запретили выход из домов. Солдатам было приказано стрелять без предупреждения в тех жителей, которые нарушат приказ.
Патруль, состоявший из наиболее шумных парней, ходил по улицам, в то время как остальные коммандос закрылись в подготовленных для обороны избах.
Женя некоторое время прислушивалась. От встречи с патрульными, которые производят так много шума, уклониться было легко. Прокравшись вдоль дома, она без труда скрылась из вида и бодрым шагом направилась к партизанам.
В Мертвом Дереве полдень длился, казалось, бесконечно. Яковлев, в нетерпении и раздражении, каждый час отправлял разведчиков в сторону деревни Миликонец. С наступлением ночи, может, осуществится его замысел выведать расположение фашистов и соединиться с Гайкиным, Ковалевым
Она уже видела свой дом, когда сильный рывок заставил ее повалиться на снег. Чья-то рука в перчатке закрыла ей рот.
Манфред видел, как уходила Женя, и подстерег ее возвращение. И вот она перед ним, живая и тепленькая. Он медленно перевернул Женю на спину и дал ей знак молчать. Русская девушка узнала офицера, который столь пытливо смотрел на нее, и набралась храбрости. В конце концов, все не так плохо. Она робко улыбнулась Манфреду. Он улыбнулся ей в ответ, быстро поцеловал и, прижимая к себе, привел к дому старой Усыгиной. Затем, получив то, что хотел, и довольный очередным фортелем, который выкинул на войне, Манфред вернулся в укрепленные избы.
Манфред действовал инстинктивно. Только по прошествии некоторого времени он понял мотивы своего поведения: девушка оказала им услугу в реализации плана Клауса. Поэтому Манфред решил, что она должна нести ответственность за последствия.
В полной тишине коммандос покинули укрепленные дома, чтобы занять новые позиции.
Яковлева мучили сомнения. Эта история, казалось, не сулила ему ничего хорошего. Все выглядело слишком просто и заманчиво. И в данных обстоятельствах он полагал, что обоз с боеприпасами стоил дороже горстки убитых фашистов. Его первым побуждением было отойти к Почепу. В состоянии сомнений он попытался поделиться своими опасениями с Терентьевым, Ковалевым и Гайкиным.
Яков выбрал нейтральный тон.
— Немцы расположились в деревне Миликонец и закрепились в нескольких домах. Их легко атаковать, но я считаю, что это засада, и предлагаю оставить там наблюдателей на полсуток.
— Почему засада? — поинтересовался Ковалев.
— Эти парни, что прошли ночью по нашему лесу, слишком спокойны.
— Ба! Одной ночи с них достаточно, они хотят погреться. Мы зажарим их, как свиней.
— Яковлев, что с тобой происходит? Пушечное мясо в пределах досягаемости наших ружей, и у тебя нет аппетита?
— Впервые фашисты заставили нас бежать, и это для меня плохой сюрприз, — добавил Ковалев. Он собрался идти.
Терентьев тоже склонялся к тому, чтобы атаковать, но сомнения Яковлева несколько ослабили его решимость, и он сделал половинчатое предложение:
— Возможно, в том, что сказал Яковлев, есть зерно истины. Пусть атакует Ковалев. Мы с Яковлевым будем прикрывать его фланги. Если дело примет дурной оборот, мы сможем обеспечить открытый проход и выход партизан из боя малыми группами, пока не отойдет на исходные позиции последний человек отряда Ковалева.