Одинокий Адам (Сборник)
Шрифт:
Теперь их было уже шестеро. Они сидели в ряд и ухмылялись, глядя на него. Они не торопились. Они знали, что добыча не уйдет, и потому не торопились. Он никуда не денется, когда бы они ни решили напасть.
И появятся новые. Со всех сторон.
Как только они бросятся, у него не останется ни единого шанса уцелеть.
— Но я дешево не отдамся, джентльмены, — сказал он хищникам.
И он даже удивился тому, какое спокойствие охватило его, как холодно он мог рассуждать, когда все его карты были биты. Ну что ж, случилось то, что должно было когда-нибудь случиться.
Ведь
Очевидно, Цита отдала приказ: человек, лежащий там, должен быть убит. Идите и убейте.
Да, что-нибудь в таком роде, ибо Цита явно пользуется здесь авторитетом. Она жизненная сила, даритель жизни, верховный судья, залог жизни на всей планете.
Конечно, Цита здесь не одна. Может быть, эта планета поделена на районы, сферы влияния, и ответственность за каждую возложена на одну из цит. И в своем районе каждая цита — верховный владыка.
Монизм [1] , подумал он с горькой усмешкой. Монизм в чистом виде.
Однако, сказал он себе, если присмотреться к ней объективно, система себя оправдывает.
Но ему трудно было проявлять объективность по отношению к чему бы то ни было.
Крикуны сужали круг, скребя задами по земле.
— Я намерен установить для вас границу, слышите, живодеры? — крикнул им Дункан. — Еще два фута, вон до того камня, и я вам всыплю!
Этих шестерых он снимет, но выстрелы послужат сигналом для общей атаки всех тварей, таящихся в кустах.
1
Монизм — философское учение, принимающее за основу всего существующего одно начало. — Прим. перев.
Если бы он был свободен, если б стоял на ногах, возможно, он бы и отбил атаку. Но он был пришпилен к земле, и шансов выжить не оставалось. Все будет кончено меньше чем через минуту после того, как он откроет огонь. А может, он протянет минуту.
Шестеро убийц двинулись вперед, и он поднял ружье.
Но они замерли. Уши их приподнялись, будто они прислушивались к чему-то, и ухмылки пропали с их морд. Они неловко зашевелились и приняли виноватый вид, а потом растаяли в кустах словно тени, с такой быстротой, что он даже не успел этого увидеть.
Дункан сидел молча, прислушиваясь, но не слышал ни звука.
Отсрочка, думал он. Но на сколько? Что-то спугнуло крикунов, но через некоторое время они вернутся. Ему надо убираться отсюда и как можно скорее.
Если бы найти рычаг подлиннее, он бы сдвинул ствол. Из ствола торчал длинный сук толщиной около четырех дюймов у основания.
Дункан вытащил из-за пояса нож и взглянул на лезвие. Оно было слишком тонким и коротким, чтобы перерезать четырехдюймовый сук, но кроме ножа ничего не оставалось. Если человек дошел до точки, если от этого зависит его жизнь, он способен
Он потянулся вдоль ствола к основанию сука и изогнулся. Придавленная нога взорвалась болью протеста. Он сжал зубы и подтянулся еще чуть-чуть. Боль снова охватила ногу, но он все еще не доставал до цели нескольких дюймов.
Он предпринял еще одну попытку дотянуться до сука, но вынужден был сдаться. Он откинулся на землю и лежал, тяжело дыша.
Оставалось одно.
Попытаться вырезать углубление в стволе над самой ногой. Нет, это почти невозможно. Придется резать жесткую древесину у основания сучьев.
Но нужно было или пойти на это, или отпилить собственную ногу, что было еще невозможней, потому что потеряешь сознание прежде, чем успеешь себя искалечить.
Бесполезно. Ему не сделать ни того, ни другого. Больше ничего не оставалось.
И впервые он вынужден был признаться себе: ты останешься здесь и умрешь. Через день-другой Шотвелл отправится на поиски. Но Шотвелл никогда его не найдет. Да и в любом случае с наступлением ночи или того раньше вернутся крикуны.
Он сухо засмеялся. Он смеялся над собой.
Цита выиграла поединок. Она использовала в игре человеческую слабость побеждать, а потом не менее успешно использовала человеческую слабость к поэтической справедливости.
А чего он должен был ждать? Нельзя же сравнивать человеческую этику и этикой Циты. Разве инопланетянину мораль людей не может показаться подчас загадочной и нелогичной, неблагодарной и низменной?
Он подобрал ветку и принялся ковырять ею в стволе.
Треск в кустах заставил его обернуться, и он увидел Циту. За Цитой брел донован.
Он отбросил ветку и поднял ружье.
— Нет, — резко сказала Цита.
Донован тяжело приблизился к Дункану, и тот почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Ничто не могло устоять перед донованом. Крикуны поджимали хвосты и разбегались, заслышав за две мили его топот.
Донован был назван так по имени первого убитого им человека. Тот человек был лишь первым из многих. Список жертв донованов был длинен, и в этом, думал Дункан, нет ничего удивительного. Он никогда еще не видел донована так близко, и смотреть на него было страшно. Он был похож и на слона, и на тигра, и на медведя, а шкура у него была как у медведя. Донован был самой совершенной и злобной боевой машиной, какую была только способна создать природа.
Он опустил ружье. Стрелять все равно бесполезно. В два прыжка чудовище настигнет его.
Донован чуть не наступил на Дункана, и тот отпрянул в сторону. Затем громадная голова наклонилась и так толкнула упавшее дерево, что оно откатилось ярда на два. А донован продолжал идти как ни в чем не бывало. Его могучее туловище врезалось в кустарник и исчезло из вида.
— Теперь мы квиты, — сказала Цита, — Мне пришлось сходить за помощью.
Дункан кивнул. Он подтянул к себе ногу. Ниже колена она потеряла чувствительность. Используя ружье в качестве костыля, он встал. Он постарался наступить на поврежденную ногу, и все его тело пронзила боль.