Одинокий голубь
Шрифт:
Следующие несколько дней все пребывали в напряжении, ожидая нападения индейцев. Несколько раз ковбои поднимали ложную тревогу, приняв за индейцев кусты. Все плохо спали ночью, и даже те ковбои, которые ночью были свободны, не спали, а в сотый раз проверяли свое оружие и боеприпасы. Ирландец боялся петь ночью, чтобы не привести индейцев прямиком к себе. Все сразу разлюбили работу в ночном, так что вместо того, чтобы играть на деньги, ковбои принялись играть на то, кому когда заступать на работу. Особенно не нравилась им вахта около полуночи. Никто не хотел отходить от костра. Возвращавшиеся со
Но прошла неделя, а индейцы не показывались. Все немного расслабились. Чаще стали встречаться антилопы, а дважды они заметили небольшие стада бизонов. Однажды табун лошадей ночью запаниковал. Утром Калл нашел следы пумы.
Местность начала постепенно меняться к лучшему. Появилась более сочная трава, а иногда им попадались рощицы деревьев и кустов по берегам реки. Днем все еще стояла жара, но по утрам воздух был прохладным.
Наконец Калл решил уйти из долины Паудера. Он чувствовал, что без воды они теперь не останутся. Трава радовала глаз, сплошь и рядом встречались ручьи. Незадолго до того как отойти от Паудера, они переправились через ручей Крейзи-Вумен. Создавалось впечатление, что с каждым днем снега на горах прибывает. Ехать стало сравнительно легко, и скот быстро нагулял вес, потерянный во время длительного перехода.
Зато теперь почти каждый день Калл находил следы пребывания индейцев. Его это немного беспокоило. Он слишком долго сражался с индейцами, чтобы их недооценивать, но он и не преувеличивал их возможности. Разговоры об индейцах никогда полностью не соответствовали действительности, во всяком случае, он так думал. Их всегда почему-то представляли либо значительно хуже, либо значительно лучше, чем они были на самом деле. Он предпочитал оценивать северных индейцев по собственному опыту, но индейцы все не появлялись, и потому насчет опыта у него было туговато.
— Мы гоним три тысячи голов, — говорил он. — Не могут они нас не заметить.
— Они не ждали коров, — объяснил Август. — Сюда коров никто не гонял. Они тут просто охотятся, чтобы заготовить достаточно мяса на зиму.
— Думаю, мы скоро встретимся с ними, — заметил Калл.
— Боюсь, что излишне скоро. Они могут скатиться с этих холмов и разделаться с нами. Вот тогда им на зиму мяса точно хватит. Они станут богатыми индейцами, а мы — мертвыми придурками.
— Почему придурками? — удивился Калл. — Местность с каждым днем становится все лучше.
— Придурками, потому что прожили такую жизнь, какую прожили, — ответил Август.
— Я своею доволен, — сказал Калл. — Что не так в твоей?
— Мне следовало снова жениться, — ответил Август. — Две жены — это недостаточно. Соломон обогнал меня на несколько сотен, хотя у меня то же оборудование, что и у него. Я тоже мог иметь восемь или десять жен, по крайней мере. Не знаю, какого черта я связался с этой убогой командой?
— Потому что здесь тебе не надо работать, так я думаю, — заметил Калл. — Ты сидишь, а мы работаем.
—
— Я никогда не мог понять, отчего ты не остался в Теннесси. Твоя семья была богатой, — недоумевал Калл.
— Ну, скучно мне было, вот почему, — ответил Август. — Не хотел я стать адвокатом или врачом, а больше в тех краях делать нечего. Я лучше подамся в бандиты, чем стану врачом или адвокатом.
На следующий день, когда они ехали вдоль маленького ручья, лошадь Диша Боггетта неожиданно задрала голову и рванулась с места. Диш удивился и смутился. Утро выдалось тихим, он ехал и дремал, как вдруг неожиданно обнаружил, что лошадь на всех парах возвращается к фургону. Он натянул поводья, но на лошадь это впечатления не произвело.
Скот тоже начал поворачивать, все, кроме техасского быка, который громко взревел.
Калл сначала не мог понять, что послужило причиной такого бегства. Они с Августом ехали рядом, обсуждая, как далеко на запад они должны зайти, прежде чем повернуть снова на север.
— Как ты думаешь, та лошадь какую-нибудь отраву съела? — спросил Калл, пришпоривая свою кобылу, чтобы помочь сдержать стадо. Он едва не перелетел через голову кобылы, потому что ждал, что она рванется вперед, но она как примерзла к месту. Калла это потрясло, потому что последнее время Чертова Сука исправно слушалась его и не выкидывала никаких номеров.
— Калл, гляди, — позвал Август.
Немного вверх по ручью густо рос кустарник, и из этих зарослей выходило большое, оранжево-коричневое животное.
— Бог мой, да это гризли! — поразился Калл.
У Августа времени ответить не осталось, потому что его лошадь внезапно начала пятиться. У всех ковбоев обнаружились трудности с верховыми лошадьми. Они разворачивались и пускались наутек, как будто решили вернуться в Техас. Август, ездивший на лошади, которая не взбрыкивала уже несколько лет, едва не оказался на земле.
Вместо того чтобы бежать, большая часть коров развернулась и уставилась на медведя. Впереди стада в гордом одиночестве стоял техасский бык.
Калл вынул из чехла ружье и попытался заставить Чертову Суку подойти немного ближе, но не тут-то было. Она пошла, но в сторону, не отводя глаз от медведя, хоть он и находился от нее на расстоянии в добрых сто пятьдесят футов. Как Калл ее ни пришпоривал, кобыла шла боком, как будто по прерии прочертили черту, через которую она не хотела переходить.
— Черт возьми, вся жратва сбежала, — сказал Август. Ему удалось успокоить свою лошадь.
Калл оглянулся и увидел, что фургон мчится к реке, а Липпи безуспешно тянет вожжи, пытаясь удержать упряжку.
— Капитан, там медведь, — сообщил Диш Боггетт. Он умудрился развернуть свою лошадь по большому кругу, но остановить ее не смог и орал, проезжая мимо.
Везде царила сумятица. Табун верховых лошадей мчался на север, унося с собой мальчишку Спеттла. Двоих или троих ковбоев лошади исхитрились сбросить, причем сами помчались на юг. Сброшенные наземь ковбои ждали неминуемой смерти и ползали с пистолетами наготове, хотя знать не знали, кто на них напал.