Одинокий лыжник
Шрифт:
— Помните, вы не хотели дать нам комнаты? обратился я к нему. — Это потоку, что Вальдини распорядился отказывать гостям?
Явно боясь отвечать, Альдо беспомощно взглянул в сторону террасы, и мне стало очевидно, что я прав.
— Ладно, в конце концов, это не важно, — заметил я. Похоже, что Вальдини и Форелли намеревались закрыть гостиницу сразу же после ее приобретения. Почему?
Я вернулся к себе в комнату, переоделся и составил ответ Инглезу такого содержания.
АУКЦИОНЕ СЕНСАЦИЯ ТОЧКА ИМУЩЕСТВО ПРИОБРЕЛ НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОКУПАТЕЛЬ
Спустившись в гостиную, я увидел Форелли, сидящую в одиночестве у бара. Я направился к двери, но, она окликнула.
— Мистер Блэйр!
Я обернулся. Она стояла, прислонившись к стойке, ласково улыбаясь и приглашая меня глазами.
— Составьте мне компанию,- — попросила она. — Я не люблю пить одна. Кроме того, хочу поговорить с вами. Меня все еще интересует та фотография.
Я чувствовал себя неловко. Что я мог ответить на вопрос, каким образом фотография оказалась у меня?
— Извините, но я должен спуститься в Кортино, — сухо ответил я.
Форелли отодвинула рюмку и почти бесшумно подошла ко мне. В ее лыжных ботинках можно было даже танцевать.
— Ну, так легко вы не отделаетесь, — беря меня под руку, заметила она. — Мне тоже нужно в Кортино, и вы, конечно, не откажетесь меня проводить? — Не ожидая -ответа, Форелли тут же воскликнула: — Ну, почему вы, англичане, такие сухари? Не смеетесь, не веселитесь, боитесь женщин, держитесь замкнуто. И все же вы милы. У вас есть, как это сказать... ну, достоинство, что ли, и это мне нравится. Ведь вы проводите меня в Кортино, правда? — Она склонила голову набок и лукаво взглянула на меня,- — Да не будьте же вы таким чопорным, мистер Блэйр! Я не собираюсь соблазнять вас. — Она вздохнула. — Если бы раньше... но теперь ... все мы стареем... — Форелли пожала плечами и пошла надевать лыжи.
— Боюсь, что это вам придется сопровождать меня, — прилаживая лыжи, заметил я. — Я уже несколько лет не вставал на снег.
— Не беспокоитесь, это мигом восстанавливается. Трасса в Кортино не трудна. Сперва, правда, нужно часто тормозить, а потом лыжня идет полого и без поворотов. — Она стояла на вершине склона, спускавшегося в сосновый лес.
На лыжах я чувствовал себя очень неловко и вспоминал слова Джо о каноэ. Такое же ощущение испытал сейчас я, сожалея, что поведал Форелли о необходимости побывать в Кортино
— Мне почему-то кажется, что мы будем добрыми друзьями, — уже совсем с другим настроением заметила Форелли, положив изящную руку в белой перчатке на мою. — Я буду называть вас Нейль, это такое красивое имя. Вы же зовите меня Карла. — Она бросила на меня быстрый взгляд, желая убедиться, все ли я понял, затем улыбнулась и, взмахнув палками, ринулась вниз, в гущу темных сосен.
Лыжня действительно была не очень крутой, но мне с непривычки показалась чуть ли не отвесной, особенно там, где она избивалась среди темных стволов
Пройдя примерно половину трассы, я увидел, что она поджидает меня на освещенной солнцем небольшой полянке, сделав на ходу очень рискованный, но удачно получившийся поворот, я, как вкопанный, остановился около нее, подняв облако снега. Честно говоря, ноги у меня дрожали.
— Браво! — воскликнула Форелли. Она протянула пачку сигарет мне.
Я был доволен собой. Нечего скрывать, я старался показать себя в лучшем свете, и ее «браво» доставило мне огромное удовольствие. Закуривая, я видел, что от только что испытанного нервного напряжения у меня все еще дрожат руки.
Некоторое время мы оба молчали. Каждый из нас пытался определить, как вести себя дальше и что говорить. В лесу стояла тишина, ярко светило теплое солнце. Я испытывал приятную усталость. Покуривая сигарету, оказавшуюся турецкой, я наслаждался ее ароматом, таким необычным здесь, среди снега и сосен. Я знал, о чем хочет спросить меня Форелли, и спешно обдумывал ответ, ведь только для этого она ждала меня тут. Мне нужно было более или менее правдоподобно объяснить, каким образом у меня оказалась фотография. А как достал ее Инглез? Я бросил взгляд на Форелли, она наблюдала за мной, ожидая, что первым заговорю я. Наконец, я решился прервать затянувшуюся паузу.
— Значит, все же это ваша фотография? — спросил я, надеясь, что сумел скрыть охватившее меня волнение.
— Да, — глубоко затянувшись, тихо подтвердила она. — Вы были правы. Когда-то меня действительно звали Карла Рометта... — Она заколебалась, но, видя, что я жду, добавила: — Мы мало знакомы, однако вы, видимо, много знаете о. моих делах, и это не может нравиться мне. Ведь раньше мы с вами никогда не встречались?
— Да, — согласился я, — раньше мы никогда не встречались.
— И тогда, в отеле, вы сказали неправду?
—Должен же был я как-то начать разговор.
— Ну хорошо, раньше мы не были знакомы, но все же у вас оказалась моя фотография, сделанная... о, очень давно, в Берлине.
— Да, снимок сделан берлинским фотографом.
— Можно мне еще раз взглянуть на нее?
— У меня ее нет с собой, — солгал я.
Форелли испытующе взглянула на меня,
— Да? А все же странно... Несмотря на то, что мы не были знакомы, у вас оказалась моя фотография. Вы скажете мне, почему?
Она не спускала с меня глаз.
— На ней написано что-нибудь?
Я кивнул.
— А что там написано? Пожалуйста, скажите мне, — дрожащим голосом попросила она.
— Вы подарили ее Гейндриху.
Форелли вздохнула, помолчала, а потом повторила:
— Вы, видимо, очень хорошо осведомлены о моих делах. По словам Стефана, вы были на аукционе сегодня утром, и вам известно, что он пытался купить для меня «Кол да Варда». Каким образом вы узнали об аукционе?