Одинокий путник
Шрифт:
– Погоди-ка, - колдун слегка отстранился и посмотрел ему на грудь, - вот что бы я сделал сразу.
Он нащупал у него на шее веревочку с крестом, с силой рванул ее вниз и отшвырнул крест в траву, под ноги лошади.
– Ой!
– вскрикнул Лешек.
– Что? Больно?
– Нет. Но теперь… теперь он точно убьет меня молнией, - прошептал Лешек, но страха не почувствовал.
– Ерунда, - ответил колдун.
– Юга убил не всех богов на небе. Там найдется, кому за тебя заступиться.
Он снова поднял Лешека повыше
8
От печи на полати поднимался жар, и Лешек заснул еще до того, как успел доесть хлеб, сжимая кусок обеими руками.
Разбудили его сильные руки хозяина, трясущие его за оба плеча.
– Ну! Давай же, просыпайся.
Лешек вскочил и треснулся головой о балку, нависавшую над печью.
– Быстрей, - хозяин ловко спрыгнул с полатей, - они стучат в ворота.
Лешек спрыгнул вниз вслед за ним.
– Дедушку подняли?
– хозяин заглянул за угол печи.
Неподвижного старика двое мальчиков осторожно пересаживали на пол - он улыбался, морщил лицо и что-то шептал.
– В сундук полезай, - велел хозяин Лешеку, - ребята дырку проковыряли, пока ты спал, теперь не задохнешься.
Лешек, спросонья не очень хорошо соображая, повиновался. Сверху на него кинули его полушубок, шапку и сапоги, а потом накрыли подушками и множеством сложенного белья - не иначе, приданым дочерей.
– Ну, теперь главное, чтобы копьем не ткнули, - выдохнул хозяин и захлопнул тяжелую крышку.
В сундуке было пыльно, душно и жарко. Лешек слышал, как сверху уложили старика, который шутил и посмеивался над своими шутками. Впрочем, ребятишки смеялись вместе с ним. Лешек прижался губами к еле заметной дырочке, но быстро отказался от такого способа дышать - это могли услышать снаружи.
Тяжелый топот монахов ни с чем нельзя было перепутать. Сколько их вошло в дом, Лешек сосчитать не смог, но не меньше троих.
– Это что за погань у тебя?
– спросил монах, и Лешек услышал глухой удар куда-то вверх.
– Так… отец дом строил, - ответил хозяин, - давно еще.
– Срежь.
– Как скажешь.
– Развели тут бесовщину. Почему иконы нет в красном углу?
– Чтоб не запылилась. Вот, в полотенце завернута.
– Чтоб не запылилась, протирать надо чаще. Ладно, не за тем пришли. Всех, и малых и старых, сажай на лавку вот сюда. Если кого найду, живы не будут, понял?
– Так дедушка у нас… Немочный, не встает уж два года как.
– Дедушку поднимай тоже. Сказал - всех.
– Как скажешь.
От духоты потихоньку плыла голова, а сердце, напротив, стучало в груди тяжело и громко. Он слышал, как семья рассаживается на лавках, как с сундука снова поднимают дедушку, как топают монахи, заглядывая во все углы и проверяя копьями темные места, куда не дотягивались руки.
– Авда!
–
– Иди смотри.
Брат Авда. Лешек его запомнил, и тот тоже наверняка запомнил Лешека. Да, хорошо, что он не предложил притвориться старшим сыном хозяина, - его бы все равно узнали.
Крышка сундука над ним распахнулась, стукнувшись о печку; Лешек задержал дыхание: казалось, что белье подпрыгивает над ним от слишком сильных ударов сердца.
– Дяденька! Не порть моего приданого!
– вдруг услышал он отчаянный девичий крик.
– Я его пять лет вышивала, и пряла, и ткала сама!
Лешек зажмурился: наверняка монах собирался проткнуть белье копьем. Насквозь бы все равно с первого раза не проколол - не такие острые у них копья. Но почувствовать под тканью тело мог бы. Монах громко хмыкнул и начал рыться в вещах руками, дошел до подушек, но поднимать их поленился и воткнул-таки копье в середину сундука. Девушка жалобно вскрикнула, но копье прошло в полувершке от поясницы Лешека, зацепив на нем рубаху. Он чуть не дернулся от испуга, а монах то ли пожалел девушку, то ли охладел к этому делу, кой-как примял белье ладонями и опустил крышку, которая, впрочем, не закрылась.
Авда долго не приходил, и вся семья сидела молча: Лешек слышал их тяжелые вздохи, и сопение малых, и скрип лавки под непоседливыми старшими.
– Ищите лучше!
– раздался голос с крыльца.
– Он здесь, его кто-то прячет. Везде ищите, и в выгребных ямах, и в колодцах!
Дверь захлопнулась, и по дому протопали тяжелые шаги.
– Кто хозяин?
– рявкнул брат Авда, хотя мог бы догадаться и без вопросов.
– Ну, я хозяин, - с достоинством ответил крестьянин и поднялся - под ним заскрипели половицы.
– Если найду его у тебя сам, всех под батоги положу, и старых и малых. А ты мне его отдашь - получишь два мешка пшеницы, а на будущий год заплатишь только из четверти снопа.
Лешек сжал губы: два мешка пшеницы - и то очень высокая для крестьянина плата, а четверть снопа - вполовину меньше того, что монастырь собирал с крестьян за пользование землей. Слишком большой риск с одной стороны и слишком богатая плата - с другой. Если бы хозяин не устоял, Лешек простил бы его за это…
– Рад бы отдать, так ведь нету у меня никого, - ответил хозяин, недолго раздумывая.
– Смотри… - протянул Авда.
Монахи ушли нескоро, обыскав каждую пядь дома и двора: Лешек думал, что задохнется. Но как только за монахами задвинули засов на воротах и накрепко заперли дверь, ребята тут же кинулись разрывать над ним белье и вытаскивать подушки.
– Ну что? Что?
– услышал Лешек голос старшей дочери.
– Живой?
Лешек глубоко вдохнул, отчего сразу побежала голова, и ответил:
– Все хорошо.
– А копье? Не ранен?
– Если бы монах его ранил, то заметил бы, - солидно сообщил ее брат.