Одиссей Фокс. Тени звезд

Карелин Антон Александрович

Мощное щупальце телохранителя поднялось, наводясь на орбитальную станцию. Силовой якорь сработал, и сгусток полей с тремя пассажирами резко рвануло вверх. Поля гасили перегрузки, поэтому скорость подъёма была невероятной – город мелькнул, уменьшаясь до размеров горошины, цвет планеты поменялся трижды за секунду, когда они промчались сквозь километровые атмосферные слои.

Гуро скруглилась и уменьшилась, она всё ещё оставалась большой, но перестала быть довлеющей, мрачная планета побледнела, неспособная их удержать. Ана бросила последний взгляд на этот утонувший в техногенной дымке мирок и отвернулась.

Станция

октопода, покрытая слоем хамелеон-брони, сливалась с космосом и проявилась, лишь когда хозяин подлетел вплотную. Это была унисфера – многогранный шар, способный моделировать атмосферу и другие условия для разных рас.

Силовой магнит внёс их внутрь, тройные створки распахнулись каскадом, они прошли сквозь несколько сканирующих и очищающих барьеров. Посередине гранёной сферы выдвинулся раскладной сегментный пол, который быстро заполнил пустоту. На него они и встали.

– Кто вы? – спросила Ана. Она понимала, что с таким техническим оснащением и мерами безопасности это профессионал межпланетного класса. На его небольшой станции стояли блоки универсального моделирования условий.

– Зовите меня Шур, – мягко ответил сухопутный осьминог-телохранитель. – Я позабочусь о вашей безопасности. Сейчас инсталлируется человеческая атмосфера, и я уберу поле.

Он вышел из защитного кокона и нырнул к стене, явно чувствуя себя в невесомости, как в воде. Тяжёлые мясистые щупальца осьминога легонько танцевали в воздухе, касаясь кончиками панелей управления и создавая в гранёной сфере условия, подходящие для людей. Он делал всё тщательно и неторопливо, вглядываясь в каждую панель – наверное, чтобы ничего не перепутать.

Комнату заполнила кислородная атмосфера, октопод мягко опустился вниз, повинуясь выросшему притяжению.

– Для вашей щеки, – сказал спрут.

Щупальце протянулось к лицу Одиссея, который прикрыл нарывающую болью щёку сжатой от стыда и гнева рукой. Фокс приложил к ожогу полоску гелевого заживителя, разгладил и поморщился, а затем перестал чувствовать боль.

Температура стала значительно выше, грани сферы на несколько секунд помутнели. Затем поле испарилось, и на людей повеяло свежестью, запахом солнечного утра в цветочном саду – в унисфере были предусмотрены даже такие приятные мелочи. Из стен одна за другой выдвигались набивные подушки, заполненные мелкими мягкими шариками. Они раздувались, принимая форму кресел, диванов, стола, удобных для людей.

– Готово, – сообщил осьминог.

Одиссей невольно подумал: как странно, что идеальные земные условия на тысячелетие пережили саму Землю. И что люди, заселившие столько миров и нередко сильно менявшие себя благодаря техническим апгрейдам и биологическим вариациям, – всё равно в большинстве остались детьми своей звёздной матери.

Октопода земные условия совершенно не беспокоили, его выносливый и живучий вид мог обитать в самых разных мирах.

– Со мной вы в полной безопасности, к вашим услугам комфорт, еда и питьё, – с чувством пообещал Шур, нависая над Аной с Одиссеем, словно кутая их в мягкой тени. – Вы перенесли травмирующее событие, вам нужны утешение и ласка.

Его велюровые тентакли сплетались и расплетались в волнующий узор.

– Я могу удалиться, чтобы вы совершили акт любви. Также готов совершить проникающий акт физической и психологической близости с каждым из вас отдельно или всем вместе.

Вот как. Оказывается, в обязанности

осьминога-телохранителя входит ненавязчивая оргиастическая поддержка. Это неудивительно, потому что октоподы одна из самых чувственных рас, желание, удовольствие и секс в их культуре никак не табуированы и лишены предрассудков. Проще говоря, они совоплетаются со всем, что движется и не движется, и совершенно не стесняются об этом говорить. Люди не были столь раскованы и слегка поперхнулись.

Обширное тело октопода, подошедшего близко-близко, источало густой аромат древесных масел. Он был таким сильным, ладным и бархатным, что при мысли о том, чтобы оказаться в его объятиях, разум бедных приматов впадал в ступор. А какой бы улучшенной ни была Афина и каким бы мудрым ни стал за годы жизней Одиссей, где-то в глубинах обоих прятались маленькие пугливые млекопитающие, которых змеистые кольца одновременно пугали и манили. Обоим подзащитным потребовалось моргнуть, чтобы снять оцепенение и приструнить внутреннего бандерлога.

Как ни странно, предложение утешительной оргии не было полностью неуместным, ведь Ана с Фоксом и правда нуждались в крепких объятиях. После шока нужен долгий молчаливый момент, чтобы забыться и выключиться, а затем включиться вновь… Но они не могли признаться в этом друг другу, поэтому оба отрицательно помотали головами и схватили по бутылочке с водой, развернувшись в разные стороны.

Осьминог тактично отступил на пару метров и сменил тон.

– Моя станция защищена от сканирований и в целом превосходит технический уровень системы Гуро, – сообщил он. – Поэтому мы остаёмся на орбите незамеченными. Однако… заказчик sкиллера был не из этой системы, ему могут быть доступны технологии опасного для нас уровня. В связи с этим вам стоит знать: как представительство Фаллонского клуба, моя станция имеет дипломатический статус во множестве систем. Это дополнительная степень защиты для вас.

«Святые пульсары», – подумала Ана, невольно краснея. Фаллонский клуб был, как бы сказать корректно, интернациональной секс-лигой свободных межрасовых сношений. Пожалуй, Гамме с Фоксом стоило подойти к выбору телохранителя потщательнее. Впрочем, невзирая на выпуклые культурные особенности, Шур был спецом первой категории, и, наверное, стоил своих денег. Хотя бы потому, что они с Одиссеем-младшим были ещё живы.

– Итого, предлагаю сменить систему, сделав безвратный гиперпрыжок туда, где на нас будет распространяться статус дипломатической защиты. Это потребует дополнительных затрат, в размере…

Одиссей ощутил полное опустошение. Он уткнулся в мягкую подушку из непонятного материала, похожего одновременно на кожу и на текстиль. Стало темно, в темноте пошевелился Кизя: он весело ухмылялся, дорвавшись до богатой и вкусной еды. В один рот запихивал кусочки сочного стейка, в другой заливал веселящий тоник, а третьим болтал без остановки. Детектив смотрел на него сквозь закрытые глаза, сколько мог выдержать, а потом открыл глаза, чтобы перестать видеть.

Он даже не заметил, как схватил себя за плечи; ему нужно было кого-то обнять, но не обнимать же в самом деле октопода. И в голове, и в груди было одинаково тошно – Фокс не знал, что гибель незнакомого паренька причинит такую боль. Если бы он был один, то закричал бы от ярости, от бессилия отмотать жизнь назад, предусмотреть и исправить ошибку. Но он был не один – и при этом ужасно одинок. Оставалось лишь сдавлено молчать.