Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Шрифт:
Тот кивнул.
— Все нормально, продолжай.
Берестин сделал скептическую мину.
— Все торопишься, Андрей. Как всегда, торопишься. Сам же пел: «Ямщик, не гони лошадей…». А вообще-то все равно. Хуже уже ничего не будет. Вы умеете стрелять, Альба? — вдруг повернулся он к девушке. — Я дам вам парабеллум… — и отрывисто рассмеялся.
Альба, не понимая, посмотрела на Новикова.
— Ничего. Это он цитирует.
От такого ответа ясности не прибавилось, но продолжать расспросы Альба не стала. Она перевела взгляд на Берестина и только сейчас заметила, что у него глаза не подходят к лицу. Лицо суровое и жесткое, а глаза мечтательные.
— Не дергайся, Леша, — сказал Новиков. — Альба знает
— И тему сформулируем очень изящно. Например, так: «Куды бечь?»
— Ну, так или не так, это видно будет. А пока с тобой давай разберемся. На тебя напали туземцы, это я понял. А в деталях?
— А деталей не так и много. Триста пятьдесят километров к югу по спидометру. Как раз в дефиле между Рекой и Полуденными горами. Спокойно еду, никого не трогаю. Тут из-за туч на меня пикирует дирижабль. Совсем как настоящий. Только раскраска дурацкая — грязно-синяя с розовым. Довольно противно смотрится. Делает пологий вираж и без всякого предупреждения бросает что-то вроде магниевой бомбы. Как я увернулся — до сих пор не знаю. Рвал фрикционы так, что до сих пор плечи ноют. Полыхнуло здорово, снег и дерн выжгло метров на двадцать в радиусе. Он на второй заход. Я, через рычаги, к пулемету. Все колени посбивал. Врезал трассирующими. С упреждением, как учили. Похоже, промазал, а может, и задел по гондоле, трассы впритык прошли. Но он сразу все понял, ручку на себя — и в тучи. Ну и я, конечно, по газам, в сопки, потом в лес. Разошлись. Я из леса понаблюдал минут сорок, никто больше не появился, и я — домой, по обратной директрисе. Метель следы замела, а что дальше будет — сказать не берусь…
— Теперь ясно. Хотя и меньше половины. Благодарю от лица службы. Я, правда, по другому случаю общий сбор объявил, но теперь уж все одно к одному.
Альба слушала, опять не понимая слишком специфических выражений, но суть ей была ясна совершенно. Похоже, новые ее друзья отличаются чересчур экспансивными характерами. Как она уже слышала от Андрея — сначала стреляют, потом думают. Но, с другой стороны, если они сами это сознают и даже пишут об этом, значит, это не безрассудная импульсивность, а осознанная линия поведения. Об этом еще придется подумать, поглубже понять их характеры, и лишь потом делать выводы.
Состояние у нее сейчас было странное, похожее на то, что бывает, когда впервые попадешь в невесомость. Мир утратил четкость, надежность, устойчивость, привычные навыки и стереотипы поведения перестали действовать, а новых еще нет и неизвестно, когда они появятся и какими окажутся. Альба понимала, что сложившиеся у нее представления о жизни здесь, с этими людьми, уже не имеют почти никакого практического значения. Все нужно переосмысливать, учиться воспринимать совсем с других позиций.
До вчерашнего дня она всегда, с той или иной степенью вероятности, могла предвидеть, что произойдет с ней и в мире сегодня, завтра, через неделю и через месяц, знала, как следует поступать в каждой возможной ситуации, разговаривая с любым человеком, догадывалась, как он воспринимает ее слова, что при этом подумает и что ответит.
Даже катастрофа, уничтожившая звездолет, входила в число пусть и крайне редких, но возможных событий.
Теперь же Альба попала в непредсказуемый и алогичный мир.
Пусть Андрей и Берестин говорят с ней на практически понятном ей языке, она не может поручиться, что за каждым знакомым словом не кроется совсем другой смысл.
А что же тогда остается за пределами круга общих для нее и для них понятий?
Альба вспомнила, как старательно избегал смотреть на нее Новиков, когда она раздевалась в бане. Можно подумать, что вид обнаженного женского тела для него чем-то
Из записок Андрея она узнала, насколько сложными, запутанными и мучительными для обеих сторон могут быть отношения мужчины и женщины, какими бессмысленными ритуалами они сопровождаются. И это в ситуациях, которые, на ее взгляд, можно было бы разрешить легко и просто, без страданий и нервных перегрузок.
Но раз так, какими же нормами ей руководствоваться теперь, как избежать ошибок и не попасть в этически неприемлемое положение?
И это, разумеется, еще не главная проблема. Здесь есть возможность подождать, осмотреться, узнать из книг, фильмов, разговоров все необходимые ритуальные формулы и обычаи, а как быть со всем прочим?
Пусть в шутку, цитируя кого-то, Берестин сказал, что ей придется научиться стрелять, и, наверное, в людей… Но даже и шутка отражает господствующую в данном обществе мораль. Отсюда вывод — ее жизнь и достоинство не защищены более категорическим императивом. На них может теперь посягнуть кто угодно, раз люди здесь — даже такие располагающие к себе, как Новиков и Берестин — постоянно носят при себе огнестрельное оружие и без колебаний пускают его в ход.
Из курса истории, который Альба прослушала в университете, она помнила о десятках миллионов жертв двух мировых и всех прочих войн, но, оказывается, личное знакомство с вооруженным и готовым стрелять человеком производит гораздо более сильное впечатление, чем абстрактные цифры и даже кадры старых кинохроник.
Она думала, что через несколько дней, возможно, попадет на Землю, и там все будет зависеть только от нее самой. Сумеет ли она защититься от бесчисленных опасностей, подстерегающих там на каждом шагу? Станет ли Андрей надежным другом и покровителем, поможет ли освоиться во враждебном и чужом, бесконечно чужом обществе? Как произойдет встреча с Ириной, так ли все будет просто, как она вообразила вначале?
Думать обо всем этом было непривычно, страшновато даже и одновременно — необыкновенно увлекательно. Что-то похожее она испытала в десятилетнем возрасте, когда подруга постарше научила ее, как снимать блокировку с домашнего фантомата. И она, дождавшись подходящего момента, впервые в жизни очутилась в пространстве приключенческого фильма для взрослых.
Вот и сейчас Альба почувствовала, что ее влечет предстоящая ей жизнь. Со всеми возможными и еще неизвестными опасностями, но — и это тоже обязательно — с сильными чувствами, вспышками романтической страсти, горячей и верной любовью… Иначе просто быть не может.
Похоже, что в ней начала вдруг пробуждаться генетическая память о предках-викингах, выходивших на своих драккарах в беспредельное море в поисках неведомого. Она ведь и стала звездолетчицей именно потому, что манили ее чужие миры и мечта о встрече с братьями по разуму — об этом мечтают все космонавты во все времена. А дожить до исторического момента выпало ей…
Новиков заметил, что девушка будто отключилась от происходящего и даже не слышит, о чем они с Берестиным говорят.
— Все, братцы, хватит… — Он хлопнул ладонью по столу и встал. — С меня на сегодня довольно. Язык уже не ворочается. Как у акына какого-нибудь, который три тома «Манаса» наизусть и без передышки… Пойдем, Альба, я тебя провожу. Рассветает здесь поздно, так что часа четыре еще поспать можно, а там опять начнется…
— С чего ты взял, что только четыре, — возразил Берестин. — Пусть хоть до обеда спит, какие у нее заботы? А я еще кое-что у нее выяснить хочу, иначе бессонница замучает. Ты как, Альба, в состоянии еще минут десять потерпеть?