Одиссея длиною в жизнь (сборник)
Шрифт:
— На мулах?
— Совершенно верно. До того как построили экваториальную пусковую установку на Луне и начали забрасывать лед прямо на орбиту, нам приходилось возить его из шахт в космопорт Имбриум. Для этого понадобилось проложить дорогу через лавовые потоки и построить мосты через множество пропастей. Мы прозвали ее Ледяной дорогой — всего триста километров, но ее строительство обошлось в несколько жизней…
— Так вот, мулы — это восьмиколесные тракторы с гигантскими шинами и независимой подвеской; каждый из них тащил дюжину прицепов, вмещающих по сотне тонн льда. Приходилось ездить по ночам — тогда не нужно закрывать груз от солнечных лучей.
Мне довелось водить такие поезда несколько раз. На одну поездку уходило шесть часов — в наши намерения не входило побивать рекорды скорости. Затем лед разгружали в огромные герметичные резервуары и ждали рассвета. Как только лед таял, воду перекачивали в топливные
Ледяная дорога все еще на прежнем месте — что ей сделается? — но теперь ею пользуются лишь туристы. Если у них голова на плечах, они едут по ней ночью, как и мы. Это было как в сказке — полная, яркая Земля над головой и так светло, что мы редко включали фары. И хотя можно было разговаривать по радио, обычно мы выключали трансиверы и оставляли только маяки, регулярно сообщавшие, что с нами ничего не случилось. Нам просто хотелось побыть наедине с этой огромной сияющей пустыней — мы знали, что это не продлится вечно, и спешили насладиться удивительной красотой. Теперь же там строят "Теравольт" — ускоритель кварков, опоясывающий Луну по экватору, а по всему Имбриуму и Серенитатису купола растут как грибы после дождя. Но мы-то еще застали настоящею, нетронутую Луну — точно такую, какой ее увидели Армстронг и Олдрин, — до того как на почте базы Спокойствия начали продавать открытки с надписью "Жаль, что тебя здесь нет".
Глава 40 Чудовища с Земли
"… к счастью, ты пропустил ежегодный бал: хочешь — верь, хочешь нет, но он оказался таким же скверным, как и в прошлом году. И опять, как и раньше, наш домашний мастодонт, уважаемая мисс Уилкинсон, умудрилась отдавить во время танца ноги своему партнеру — даже при силе тяжести в два раза меньше земной.
Теперь о деле. Поскольку ты не вернешься домой в течение месяца вместо пары недель, администрация с вожделением поглядывает на твою квартиру — хороший район, недалеко универсам, великолепная панорама Земли по безоблачным дням и так далее. Предлагают сдать ее в поднаем до твоего возвращения. Нам это кажется разумным и сбережет тебе массу денег. Мы заберем все личные вещи, какие ты сочтешь нужными… Теперь про этого Чаку. Мы знаем, ты склонен к шуткам, но откровенно говоря, мы с Джерри пришли в ужас! Теперь понятно, почему Мэгги М отказалась от книги про него — да, конечно, мы читали ее "Похотливых олимпийцев" — очень забавно, но слишком уж по-женски… Подумать, какое чудовище! Теперь я понимаю, почему банду африканских террористов назвали его именем. Представь себе — казнить своих воинов, если они женятся! И истребить всех несчастных коров в своей жалкой империи лишь потому, что они — женского пола! А хуже всего изобретенные им копья; как это нетактично — тыкать копьями в людей, с которыми ты даже должным образом не знаком… А какая ужасная реклама для нас, обреченных! При ходит в голову мысль, а не передумать ли? Мы всегда утверждали, что все мы добрые и отзывчивые (не говоря уже о том, какие талантливые и артистичные, разумеется), но после того, как ты заставил нас заглянуть в прошлое некоторых так называемых великих полководцев (как будто в способности убивать есть какое-то величие!), нам стало стыдно за нашу компанию… Конечно, мы знали про Адриана и Александра — но даже не подозревали о Ричарде Львиное Сердце и Саладине. Или о Юлии Цезаре — уж онто занимался всем — спроси у Антония, а не только у Клеопатры. Не знали мы и о Фридрихе Великом — впрочем, у него были и положительные качества — как хорошо относился он к старику Баху!
А когда я сказал Джерри, что уж Наполеон-то является исключением, знаешь, что ответил Джерри? "Бьюсь об заклад, что Жозефина на самом деле была мальчиком!" Расскажи-ка это Эве.
Ты подорвал наш моральный дух, негодяй, навязав нам еще и этого мерзавца. Уж лучше бы нам оставаться в счастливом неведении… Несмотря на все это, шлем тебе наши самые лучшие пожелания, и Себастьян присоединяется к нам. Передай привет европейцам, если удастся их встретить. Судя по сообщениям с "Гэлакси", некоторые из них будут отличными партнерами для мисс Уилкинсон".
Глава 41 Воспоминания столетнего мужчины
Доктору Хейвуду Флойду не хотелось рассказывать о первой экспедиции к Юпитеру и о второй — десять лет спустя — к Люциферу. Это было так давно, и он все изложил — по меньшей мере, раз сто — комитетам Конгресса, комиссиям Космического совета и представителям средств массовой информации вроде Виктора Уиллиса.
Но у него оставались обязательства перед коллегами по экспедиции, и он не мог уклониться от них. Они надеялись услышать от него eдинcтвeннoгo живого человека, своими глазами наблюдавшего рождение нового солнца — и новой солнечной системы, — нечто особое, позволяющее лучше понять миры, к которым они приближались
— Как вы думаете, во что он превратился? — спросил Уиллис. — И где он сейчас?
— Второй вопрос не имеет, по-видимому, смысла — даже для человеческих существ. Вам известно, где находится ваше сознание?
— Я слаб в метафизике. Где-нибудь в мозгу, наверно.
— Когда я был помоложе, — вздохнул Михайлович, обладавший даром превращать в шутку самые серьезные дискуссии, — оно было у меня на метр ниже.
— Остается предположить, что он на Европе; мы знаем, что Монолит находится там, а Боумен был, несомненно, как-то связан с ним — вспомните, как он передал свое предостережение.
— Вы считаете, что он передал и второе — гласящее, что мы не должны высаживаться на Европу?
— И которое сейчас мы собираемся нарушить…
— Ради святого дела…
Капитан Смит, который обычно не вмешивался в разговор, позволяя ему идти своим чередом, на этот раз сделал редкое исключение из своего правила.
— Доктор Флойд, — задумчиво произнес он, — вы находитесь в уникальном положении, и нам следует воспользоваться им. Боумен однажды уже сделал все, чтобы спасти вас. Если он еще там, он может снова прийти на помощь. Признаться, меня очень беспокоит это предостережение: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ВЫСАДИТЬСЯ ЗДЕСЬ. Если бы он заверил вас, что оно временно отменяется, я чувствовал бы себя куда лучше.
— В самом деле, верно, — поддержали сидящие вокруг стола.
— Я думал об этом, — ответил Флойд, — и уже предупредил "Гэлакси", чтобы они следили, не будет ли каких-нибудь, скажем, знаков, свидетельствующих о том, что он пытается вступить в контакт.
— Не исключено, — заметила Эва, — что он уже умер — если духи умирают.
На этот раз даже Михайлович воздержался от комментариев, но Эва, похоже, поняла, что ее замечание не было воспринято всерьез. Ничуть не смутившись этим, она продолжала.
— Вуди, милый, — сказала она. — Почему бы тебе простое не вызвать его по радио. Ведь оно для этого и существует, правда? Подобная мысль уже приходила Флойду в голову, но казалась слишком наивной. — Пожалуй, — ответил он. — По крайней мере, это не повредит.
Глава 42 Монолит
На этот раз Флойд был убежден, что происходящее снится… Он всегда плохо спал при невесомости, а сейчас "Юниверс" летел по инерции, на максимальной скорости, с выключенными двигателями. Через два дня начнется почти неделя непрерывного торможения, когда "Юниверс" будет гасить колоссальную излишнюю скорость, чтобы выйти на орбиту вокруг Европы.
Как он ни приспосабливал пристяжные ремни, всякий раз казалось, что они или затянуты слишком туго — и ему было трудно дышать, или слишком свободно — и он взлетал, отрываясь от койки. Однажды он, проснулся и обнаружил, что парит посреди каюты. Флойд несколько минут размахивал руками, пока сумел, наконец, пролететь пару метров до ближайшей стены. Совершенно измученный отчаянными усилиями, лишь тогда он понял, что нужно было просто подождать: поток воздуха, отсасываемого вентиляционной системой корабля, скоро подтянул бы его к вентиляционной решетке, и не пришлось бы тратить никаких усилий. Ему, опытному космонавту, это было отлично известно; единственным оправданием была паника.