Одиссея капитана Сильвера
Шрифт:
Глава 21
Долговязый Джон улыбнулся и принял пистолеты от Израэля Хендса.
Любимая его пара, сделаны у Фримэна в Лондоне, о чем говорит гравировка. Долговязый Джон нежно прижал их к груди, полируя рукавом рубахи. Прекрасная работа! Герб, боковые накладки, свирепые овальные маски, на тяжелых рукоятках — все из серебра высокой пробы. Бурые вороненые стволы, синие вороненые замки, завидное быстродействие. Восемнадцатый калибр, пуля двадцатого —
— Ну, Джон, теперь ты опять джентльмен удачи, дьявол меня дери — с удовольствием заметил Израэль Хендс. Ему было приятно видеть Долговязого Джона снова на ногах и при оружии.
— Разрази меня гром, как я все это время обходился без этих хлопушек на поясе? — Джон покачал головой. — Как голый разгуливал.
— Вот порох, вот пули. Кремни ввинчены хорошо.
— Израэль, ты лучший пушкарь из всех, кто когда-либо палил из пушки, клянусь Преисподней. — Оба рассмеялись. Долговязый Джон крепко прижал костыль к телу локтем, с некоторым усилием засыпал порох из рожка, забил пулю с обрывками старой газеты вместо пыжа.
— Ну, в пасть морскому дьяволу. — Джон засунул один пистолет с зафиксированным предохранителем за пояс, второй поднял и, направив за борт в сторону горизонта, нажал на спусковой крючок.
БАНГ! Пистолет подпрыгнул в его руке.
— Мать твоя каракатица! — заорал Билли Бонс со своего поста возле рулевого; — Кто там развлекается?
— Это я, Билли, цыпка моя, — крикнул в ответ Долговязый Джон. Народ рассмеялся. Билли Бонса по имени называл лишь Флинт. Краска отлила от физиономии Бонса, кулаки сжались, как корни старого дуба. Он шагнул в сторону Долговязого Джона, и все затаили дыхание. Но Билли глянул на лицо Сильвера, изможденное долгим выздоровлением, на его оставшуюся ногу и костыль, вспомнил, каким этот тип был раньше… Бонс ухмыльнулся.
— Ложная тревога, — крикнул он. — Калека развлекается. Как бы оставшуюся ногу не отстрелил.
Под смех команды Билли Бонс, очень довольный своим остроумием, отвернулся и возвратился к своим делам. Не ведал он, что в этот миг уже несся к нему ангел смерти. Билли так никогда и не узнал, что всей своей дальнейшей жизнью, а следовательно и естественной смертью — от пьянства и апоплексического удара в трактире «Адмирал Бенбоу», с черной меткой в кулаке — обязан он исключительно Израэлю Хендсу, человеку, которого никогда не жаловал. Ибо Израэль Хендс увидел стыд и ярость в глазах Долговязого Джона и сжал рукоять второго пистолета за мгновение перед тем, как Сильвер попытался выхватить его из-за пояса.
— Позже, — прошипел Израэль Хендс — Придержи топселя, Джон. Не теперь. Во-первых, все мы подписали Артикулы, и за это дерьмо тебя просто вздернут — Израэль Хендс сделал паузу, чтобы назвать вторую причину, по которой не следует Долговязому Джону преждевременно покидать этот мир — И ты не единственный, кому не нравится дурацкая идея Флинта добро в землю зарыть. Народ на тебя надеется, и ты им нужен на острове, живой и… и… — Он хотел сказать «и здоровый», но замялся, не желая напоминать Сильверу о потере ноги, но тем больнее напомнил.
— Глянь на меня, —
— Да, Джон, — кивнул Израэль Хендс, не прочь вспомнить старые добрые времена. — Ты был парень что надо еще во времена капитана Ингленда. — Он сглотнул и добавил ложь во спасение: — И снова станешь таким. — Он пожал предплечье Долговязого Джона, глядя ему в лицо и пытаясь поверить в невозможное.
— Да, друг, — сказал Сильвер, но ум и сердце сказали ему: «Нет».
Глава 22
«Морж» лениво переваливался на месте, дохлая волна вспухала и опадала, поднимала, опускала, наклоняла судно, переваливала его с ладони на ладонь. Паруса обвисли и болтались, как половые тряпки, брошенные для просушки на забор. Солнце маслило мертвую зыбь, и уже второй день не было ни облачка, ни ветерка. Но даже попугай Флинта понял, что затишье это скоро взорвется штормом, пока еще невидимым, спрятавшимся за горизонтом, и даже неизвестно, с какой стороны этот предательский шторм нагрянет.
— Всех наверх, мистер Бонс, — молвил Флинт — Все крепить, пушки особо; паруса убрать, люки задраить. Пора.
— Есть, капитан! — отозвался Бонс. — Все наверх! — тут же заорал он.
Билли Бонсу не надо было повторять приказов. Обе вахты высыпали на палубу, марсовые резво полезли по вантам. Шторму надо было оставить как можно меньше зацепок, все, что нельзя было убрать, следовало закрепить на месте.
— А, Джон, — заметил Флинт Сильвера. — Полагаю, тебе надо вниз убраться, к хирургу да к поварам. Нечего тебе делать на палубе — Он одарил Сильвера язвительной улыбочкой. — А то еще смоет за борт… случайно, разумеется. — Оба замерли друг напротив друга, не обращая внимания на бешеную активность команды.
— Есть, капитан! — Сильвер тоже улыбнулся, но в этой улыбке Флинт с удовольствием заметал отражение бушевавшей в калеке ярости. Флинт «намекнул» Бонсу, чтобы Сильверу почаще напоминали о том, что он увечный. — Иду вниз. — Он глянул в небо, вдохнул раскаленный воздух. — Две ноги лучше одной, ты прав, Джо. Особенно когда папаша Нептун сердится. Как с островом, Джо? Похоже, мы до него никогда не доберемся. То штиль, то вот это… Не потерял ты свой остров? — Сильвер изобразил обеспокоенность. — Может, посмотришь в свои трубочки да начертишь на карте какие-нибудь черточки?
— Спасибо за заботу, Джон, Я знаю, что делаю и куда иду. — Он доверительно наклонился к Сильверу. — Надо бы тебе все это показать. Расчеты простенькие. Ребенок справится… если, конечно, не закапризничает. Это нужно уметь, ведь именно это отличает джентльмена от простого палубного люда. — Он ухмыльнулся, а Сильвер пожалел, что затеял этот разговор. — Вон, глянь, мистер Бонс топает, жвачное животное. У него мозгов, что у медузы, а и он способен проложить курс.