Одна девочка
Шрифт:
– Наша задача – сломать постыдный стереотип о курицах. Социальный лифт должен работать для всех в равной мере!
– Полная кормушка – это ещё не предел мечтаний. Важно – чем она наполнена.
В качестве протеста растущие не по дням, а по часам цыплята вместо комбикорма усердно клевали жуков да дождевых червяков и пили водицу из лужицы.
Без ГМО.
Без упаковки.
Экологично.
Но пубертатный период имеет свойство заканчиваться. И уже к середине лета раздобревшие цыплята-бройлеры всё медленнее дёргали крыльями, всё реже вытягивали шеи, чтобы посмотреть на поднебесных птиц.
И истошный крик чаек, и заливистая соловьиная трель, и бестолковое кряканье уток, и суетливое воробьиное чириканье подросшим желторотикам теперь
А вскоре молодые петушки научились топтать курочек. Те на радостях понесли яйца. В курятнике наступила идиллия.
Хозяйка была довольна: каждое утро она собирала не меньше двух десятков яиц. А посчитать цыплят собиралась, как и полагается, по осени.
***
Однако, вернемся к описанию дома, где жила Леночка.
Вместо привычного чердака дом короновала мансарда. Хоть и была она довольно низкая, но из её большого двухстворчатого окна в безоблачные летние дни можно было наблюдать рассветы и закаты.
На севере в белые ночи солнце хитрит: чуть спрятавшись за горизонт на востоке, выжидает час-другой, и поднимается. И не нужно ему другого края мира. И не нужно другого окна.
И Леночка любила забираться с ногами на широкий подоконник и смотреть в даль. Облупившаяся краска цеплялась к одежде, и мать всегда знала, когда дочка посещала своё «тайное» место. А значит, грустила. Или мечтала. Что, в общем-то, казалось Катерине одним и тем же.
Но однажды у мамы Кати случилось необыкновенно хорошее настроение, и тогда она предложила дочери сделать из заброшенно-недостроенной мансарды настоящую комнату. Леночка была счастлива. Работа закипела.
К мозолям на руках Катерины добавились занозы и ссадины, но заживляющим бальзамом текли восхищение дочери («Ты у меня волшебница!») и её искренняя благодарность.
И вскоре девочка перебралась в уютную комнатку под самой крышей. Это была её (и только её!) территория, личное пространство с этажерками, полными непрочитанных книг и непрослушанных пластинок, с коробками красок и кистей, с ещё незаписанными в дневник мыслями… Но главной достопримечательностью комнаты стал старинный сундук – наследство троюродной тётушки по материнской линии. Теперь он стоял здесь, в дальнем углу мансарды – сколько Леночка себя помнит, столько помнит и сундук. И это не случайно: сундук и хранил в себе всё, о чём бы она ни подумала… А теперь, вот так вдруг, он стал её собственностью, неизведанным сокровищем, кладом…
И все же больше всего вдохновляло это большое окно с перспективой на безграничную свободу и призывом к головокружительному полёту…
Мансарда теперь заметно посветлела, но не перестала быть «тайным» местом.
***
Луга от дома отделяла глубокая, полная тёмной воды канава и высокий забор. Впрочем, через ров, дабы косить траву на меже, дед Иван в своё время сделал крепкую, хоть и узкую, мостинку, а в заборе нет-нет, да и встречались лазейки. Через них-то и можно было беспрепятственно и, что самое главное, незаметно прошмыгнуть со двора – стоит лишь аккуратно пробраться до самОй прорехи в заборе. Задачей было открыть окно без скрипа, бесшумно спуститься по веревочной лестнице, зачем-то висевшей прямо под окном. При этом не всполошить кур и не натоптать в огороде! А затем быстро отодвинуть доску, державшуюся на одном ржавом гвозде, и нырк наружу!
И вот он – предрассветный простор!
Леночке всегда удавалось оставаться незамеченной. Или же мама делала вид, что не замечет регулярных вылазок дочери?
Доподлинно это не известно. А потому это считалось Леночкиным секретиком – одним из них.
***
Что касается секретов и тайн, то, уж поверьте мне на слово, дом был ими полон. И, конечно, не обошли они и маму Катю. Её комната располагалась на нижнем этаже, а окно выходило на противоположную, относительно комнаты дочери, сторону. Всегда плотно зашторенное, оно оголялось резким движением руки лишь с наступлением темноты. Даже в юности Катерина
Звезды. Робкая немногословная Катюша их обожала… Когда-то давно, ещё в том возрасте, что у других зовется юностью, эти небесные искры… заговорили с ней! Именно так – не удивляйтесь! Гораздо позже выяснилось, что это называется астрологией и что такой метод общения мудрецы практикуют с древности.
Точная эзотерическая наука стала для Кати страстью и отдушиной. К тому же в этом самом нежном возрасте по велению судьбы Катерина оказалась отшельницей, и как следствие – изгоем среди сверстников. Вялотекущая, откуда ни возьмись болезнь забирала у девочки всё больше и больше. Но и давала! Теперь она обладала неисчерпаемым ресурсом свободного времени. То, что другие всецело растрачивали на первые любовные чувства и эксперименты, Катерина отдавала изучению мироздания. Её миновали весёлые дни рождения и бесшабашные колядки, беззаботная болтовня с подружками и красноречивые переглядывания с мальчишкой за соседней партой… Она никогда не крутилась у зеркала, не танцевала, не ныряла с обрыва в реку, не спорила до хрипоты о смысле жизни… Только книги, книги, книги… В них заключена была вся радость и печать, вся любовь и вся ненависть, вся правда и вся ложь мира.
Астрология была изучена на одном дыхании по книге, которую Катя обнаружила в старинном сундуке, странным образом оказавшемся в их доме.
Всё случилось в тот год, когда девочка не выходила за порог дома всю зиму, и большую её часть провела в постели. Последняя цепко, словно капкан, ухватила слабое тело и не выпускала. Настоящая западня. И день-деньской, пока родители были на работе, девочка читала, скучала или спала. И во сне тоже читала. Бесконечные полки бесконечных библиотек были плотно уставлены книгами – вперемешку толстенными и совсем тонюсенькими. Конечно, то были какие-то другие, невиданные книги. Картинки в них двигались (при чем в нужном ей, Кате, ритме и направлении), а смысл текста (актуальный только там), минуя органы зрения, проникал прямо в мозг при одном лишь проявленном интересе к конкретной книге. В сознании текст моментально концентрировался в виде пророческих символов и знаков. Впрочем, расшифровке «на человеческий» книги не всегда поддавались, и «прочитанное» после пробуждения больше походило на бред. Катя умудрялась заскучать и в тех библиотеках, и как только просыпалась – вновь тянула руку к бумажному сокровищу. Приятный шелест страниц успокаивал воспаленный мозг, подавлял душевную тревогу.
Чтение, скука, сон… Одно состояние перетекало в другое. Привычно. Монотонно. Круг за кругом. Постоянная погруженность в себя сделали внутренний мир Катерины объёмным, красочным. Он рос и ширился. И ничего, абсолютно ничего, не происходило снаружи.
И вот однажды, привычно задремав с книгой в руках, Катя сквозь сон услышала, что вернулась с работы мать. Но та, как это бывало обычно, не кликнула её, не зажгла всюду свет, не скинула пальто и даже не разулась. Так, в чём была, Марья торопливо бросилась по лестнице наверх. Распахнула чердачную дверь и обратно вниз по скрипящим половицам.
Чердак – так родители по привычке называли недостроенную мансарду – не отапливался и потому в холодное время года пустовал. Что же так срочно потребовалось матери там? И что такое неподъёмное она теперь волочит, по пути собирая за собой длинные тканые дорожки. «Может, подарок мне?» – подумала было девочка и, кутая в старушечий пуховый платок плечи, босая, затаив дыхание, на цыпочках отправилась проследить за матерью. Но пронзившая её на секунды восторженная радость в одночасье улетучилась. Оказалось, мать уже затащила в дом увесистый предмет и теперь, превозмогая себя, пёрла его к чердачной лестнице. Ящик?.. Комод?.. Нет… что-то другое. В полутьме удалось разглядеть деревянный с резным рисунком сундук, который Марья, крепко схватив за кованные ручки по бокам и придерживая коленом, вот уже затаскивала наверх, с грохотом переставляя его со ступеньки на ступеньку.