Одна французская зима, которая ничего не изменила

Тимошина Ольга

– Эй, привет! – Я Марк, это мой друг Люси и Эдди, – услышала Алена, едва успев приблизиться к кучке мужчин в белых развивающихся рубахах. Потом к ним присоединились две подруги из Флориды, пара влюбленных из Сингапура, австралийская бабушка, косящая под Кайли Миног, пару геев из Италии. Разговор лился легко и непринужденно. Говорили обо всем на свете, обсуждали политику, моду и музыку. Ее засыпали вопросами, словно на пресс конференции. Еще никогда она не удосуживалась такого внимания со стороны незнакомых людей, и вовсе не потому, что с ней было скучно и неинтересно, а по тому, что жизнь в большом городе подвергалась законам самовыживания. Много раз, находясь в центре столицы, она ощущала себя всего лишь звеном чего-то огромного и безликого. Она боролась, работала, искала, и никому в целом городе не было до нее никакого

дела. Здесь же все крутилось вокруг Алены. Солнце светило для нее и для каждого в отдельности, не прилагая к этому никаких особых усилий, оно заботилось обо всех. В Москве, ты должен был выхватывать его внимание, гоняясь за неуловимыми лучами, то и дело, пытающимися обласкать кого-то другого, но не тебя.

– Ну что, в клуб? – предложил кто-то.

Алена по привычке посмотрела на часы, как будто наутро надо было ехать в душный и прокуренный офис.

– А почему нет? – засмеялась она.

Выстроившись в цепочку машин, они ехали по черной дороге в неизвестном направлении. Народу набралось много. Машины скакали по кочкам деревенских раздолбанных дорог, охватывая яркими фарами куски тропического леса, откуда в ужасе и с удивлением на них глядели испуганные глаза обезьян.

Во втором часу ночи места у парковки ночных клубов Куты не было. Со всех сторон к дверям стекался народ разных национальностей и возрастов. Музыка гремела, уходя в небо, и оставляла за собой в воздухе ритмы и мелодии. Огромной компанией они ввалились в модное, по словам ее новых друзей заведение, и Алена тут же потерялась в толпе полураздетых, разгоряченных, двигающихся в ритме людей. К ней подходили – здоровались, путали ее с кем-то другим, толкали, тянули и зазывали в танец. Надо было признаться, что затея с ночным клубом не была ей по душе. Но так как Алена уже который день вела новую жизнь, в которой на все предложения судьбы, по новым правилам, следовало говорить – Да, то отказаться от поездки она не могла. Последний раз она была в подобном месте примерно десять лет назад, и чувствуя себя переростком на чужом празднике, она мялась в углу, избегая возможности быть вовлеченной в толпу. Однако люди, танцевавшие в то вечер, были такими разными и абсолютно непохожими, и в то же время, всех их объединяло одно: им всем было совершенно наплевать как они могли выглядеть со стороны. Они просто двигались, охваченные звуком темпом, ритмом. Не было тут красавцев, не было виртуозов исполнителей, не было пафоса. Все они просто танцевали как сами того хотели и как умели. И Алена не выдержала: поставив стакан с недопитым мохито, она ворвалась в центр веселой толпы и ее закомплексованное, замученное хорошими манерами и засиженное в офисах и пробках тело, с благодарностью вертелось и кружилось, сбрасывая с себя, словно старую кожу, остатки той старой городской жизни. Через пару часов она уже и не представляла как могла раньше жить без всего этого счастья, счастья движения и ощущения самой себя живой и настоящей.

Марк и Люси из Лондон, годившиеся ей в отцы, оказались веселыми и заводными, с одним лишь недостатком: перепить их не мог никто. Через пару часов, как и говорила Светка, понять их было совершенно невозможно, к тому же с утра, ни один из них не помнил событий минувшей ночи, потому каждый вечер они начинали якобы заново, но по старому сценарию. Не смотря на все это, они веселились и заряжали энергией всех подряд, искренне и раскрепощено танцевали и раскидывали чаевые. Алене безумно понравилось такое прожигание жизни, уж лучше, чем быть нудным сварливым старикашкой, просиживающим штаны у подъезда. Эти бравые дядечки протащили Алену по всем клубам ночной Куты, и к ее большому облегчению, в 5 утра они просто заснули на барной стойке. Алена поймала такси, и направилась в свой лагерь.

Рассвет еще не наступил. В небе, по-прежнему сияла белым светом луна. Она включила душ и с блаженством встала под потоки теплой воды. Над головой заходился рассвет. Луна сдавала смену подступающему солнцу. Птицы начали свое пробуждение, заходясь в громких непривычных для русского человека криках. В отличии от скромного чириканья воробьев или гуления голубей, на Бали все животные орали. И не важно было, какого размера птица или обезьяна, каждая особь заявляла о себе диким криком, точно также как и природа. Цветы были огромными и яркими, с сильным запоминающимся запахом, а деревья густые, и пушистые, с насыщенным

цветом. Улитки размером с воробья, а ящерицы походили на драконов. Все, как говорили ее друзья росло не из семян, а от брошенных на землю сухих палок. Земля с радостью и благодарностью кормила балийцев фруктами и овощами, по холмам гуляли коровы и куры, принося им пищу, а океан кишил разнообразием рыбы.

– Какая благодать, – произнесла Алена, закутываясь в белое пушистое полотенце, и впервые в жизни по настоящему оценила истинное значение этого слова. За стеной начали открывать душ, встающие на рассвете серферы…

Аленина душа была чиста и свободна. Она легла на влажную подушку и поймала себя на мысли, что находится в состоянии девочки только что закончившей институт. С одной стороны больше никаких экзаменов и обязательств. С другой выбор целой жизни, решение кем и как быть. И это ощущения счастья, свободы и предстоящих перемен пьянило похлеще любо напитка. Через секунду она провалилась в глубокий детский безмятежный сон…

«Ну что начнем!» – на отвратительном английском сказал Том, ее новый знакомый из Франции, взявшийся обучать ее серфингу. Огромная доска выскальзывала из рук и больно била по телу. Она вновь и вновь карабкалась на ее поверхност, и не успев простоять там и 2 секунд падала в океан. Ничего не получалось. Тело отвыкло от спорта, плечи безнадежно сгорели под палящим солнцем, но Том не унимался. «Я сказал, что поставлю тебя на доску, – орал он сквозь грохот волн, – Вуаля…»

– Я тебя умоляю, пойдем отдохнем, – взмолилась Алена.

Они выбрались на берег и рухнули на горячий песок.

– Слушай, а ты зачем сюда, приехал? – спросила она Тома.

– Да, надоел мне этот Париж, дожди, серость, скука смертная…

Алена сидела, вытаращив на него свои голубые глаза:

– Ты чего, сейчас так шутишь, да? – перебила она его, – где скука, в Париже?

– А…, – протянул Том, – ты наверное из тех, кто начитался романтической ерунды про этот город, и насмотрелся всяких там любовных историй по телеку. Могу тебя разочаровать – это город, большой муравейник с кучей черных иммигрантов, тупых туристов вроде тебя, бедных студентов и деревенских лохов из Альзаса… Там ненормальные цены и пробки, и к тому же собачий холод и говно на тротуарах повсюду!

– Ну ты даешь, – выдохнула Алена, так мне Париж еще никто не описывал.

– Значит ты там не была, или была, но не жила, или была влюблена и ничего не видела, – заключил Том, – Я покажу тебе Париж своими глазами, если хочешь?

– Нет спасибо, – запротестовала Алена, лучше останусь тупым туристом. Хватит с меня разочарований. Больше всего на свете я не хочу потерять веру. Я люблю Париж потому, что я там не была, мне нравишься ты по тому что я с тобой не спала и пусть все так и останется. Я бы очень не хотела разочароваться в тебе – сказала Алена заглянув его глаза, – Ну что продолжим?

– Я постараюсь этого не делать, – улыбнулся Том и погладил ее по мокрым волосам так нежно, что у Алены перехватило дыхание…

Он был милый. Опасно милый. Ей как никогда хотелось нежности, и Том всем своим видом демонстрировал ее во всех проявлениях. Эти мягкие взгляды, галантные выходки и нечаянные прикосновения стали понемногу действовать не нее возбуждающе. Том не торопил ее, не требовал ответа, не настаивал, тем самым зарождая в ней тихий интерес и желание продолжить их тренировки. И, несмотря на то, что желающих поставить Алену на доску было много, она выбрала его. И это с ним они часами пропадали на волнах, а потом попивали холодное местное пиво, нежась на теплом песке. Это с ним она по какой-то случайности каждое утро встречалась за завтраками., и с ним каждый божий вечер сидела рядом у костра, едва касаясь друг друга коленями.

Они подхватили свои серфы, и перепрыгивая через кучерявые гребешки прибрежных волн, стали продвигаться на глубину. Волна там была сильная и долгая, она держала и не таких как Алена, и глядя на толстяка килограмм так на сто, сомнений в том, что встать на доску может каждый не оставалось. Алена падала и падала, заглатывая литры соленой океанской воды, ее голова не раз прочесала морское дно, безжалостно болело все тело, но спустя час она сделала свой первый уверенный прыжок на доску, и проехав всего несколько метров на гребне почти двухметровой волны, выползла на берег переполненная счастьем, радостью и смехом.