Одна из них

Ромм Катерина

– Да какие тут стороны? Я не то чтобы одобряю эту шайку у власти, – Стафис понизил голос, будто кому-то в такой глуши могло прийти в голову подслушивать их разговор.

Конечно, он обращался уже не к сестре, а к девушкам. Лидия быстро заскучала и занялась поглощением печенья, до которого могла дотянуться, не вставая с колен Мари.

– Сначала Линчев, потом Роттер… Я за достойную жизнь, вот за что я. Последняя королева была такая… неуверенная в себе дама, насколько я помню. – Он на мгновение задумался. – И всё-таки при новой власти жизнь стала… Да что вам объяснять, сами знаете.

Кассандра

огляделась. Все без исключения дома в их посёлке обветшали и нуждались в капитальном ремонте. Работы тут было мало, особенно зимой. Каждый год власти округа отбирали у них несколько цветочных секторов и передавали более крупным поселениям. Можно было устроиться в школу или больницу, но и там платили так мало, что Стафис в своё время переругался со всеми родственниками, когда отказался уезжать в Индувилон на заработки. Ссора тянулась несколько месяцев, пока отец не придумал оставить Стафиса «на хозяйстве» с маленькой Лидией, а старших сестёр забрал с собой. С тех пор обе стороны, продолжая жить в крайней бедности, удивительным образом были довольны друг другом.

– Перемены тогда произошли радикальные… – вспоминал Стафис. – Роттер всё с ног на голову перевернул, многих арестовали. Это, конечно, не понравилось ливьерам. Правда, эти дамы не сразу о себе заявили… лет пять-шесть назад.

– Там только девочки? – удивилась Кассандра. Об этом она слышала впервые.

– Девочки, женщины, верно.

– А где же мужчины? Или их всё устраивает?

– Откуда мне знать? – Стафис пожал плечами. Он размешал ложку цветочного мёда и громко отхлебнул из чашки. – Нет, вряд ли, конечно, мужчин всё устраивает. Может, они там эти… феминистки. В общем, если полиция ловит ливьер, их забирают в Роттербург. А раненые или больные ливьеры иногда забредают на наши поля, как будто им среди лиавер умирать не так страшно.

– Тогда их души попадают в рай, – тихо сказала Лидия.

Мари невесело усмехнулась.

– Стафис, а с той женщиной, ну которую я нашла, всё будет хорошо? – спросила девочка и дотронулась до своей щеки.

– Не знаю, сестрёнка, но доктора постараются её вылечить.

– А что потом? Вы выдадите её? Властям, я имею в виду? – напряжённо спросила Кассандра, пристально глядя на Стафиса.

Он покачал головой, отводя глаза.

– Это зависит от пациента, Касси. Я помню пару случаев… Обычно ливьера благодарит за помощь и тихо уходит, если только ей не попадётся особо законопослушный врач – так это не про наше захолустье. А вот была одна девчонка, хитрая лиса, ещё и рыжая… Она сама попросила передать её в окружную полицию.

– И что потом? – Кассандра затаила дыхание.

Стафис нахмурился, словно не хотел говорить, но всё-таки ответил:

– Застрелила полицейских и сбежала.

?

– Мы не можем казнить Эстель Амейн! – снова повторил Игорь Линчев. От волнения он то и дело щёлкал шариковой ручкой, и Роттера это уже начинало раздражать. – Ты подумай, что напишут в газетах!

– Я подумал, – Роттер усмехнулся, не отрывая глаз от города за окном. – Но время пришло. Шестнадцать лет назад ты был против, и правильно. Я рад, что хотя бы тогда папаша к тебе прислушался…

Из толстого Игоря вырвался какой-то звук – то ли вздох, то ли возглас негодования.

–

Конечно, в тот момент такое громкое убийство… то есть я хотел сказать, казнь… нам бы только повредило, – меланхолично продолжил Роттер. – Но это было давно, а сегодня всё иначе. Не надо цепляться за прошлое, Игорь, оставь его гнить на компостной куче. Флориендейл – миф. – Роттера передёрнуло от отвращения. – Королева Флориендейла – миф. Она годами сидит в своей алилутской тюрьме и ещё столько же просидит, тут большого ума не надо. Ты пойми, о ней уже не помнит никто, кроме кучки психованных фанатиков – так этим всё равно никогда не угодишь. Ты говоришь: газеты. К чёрту газеты! Сейчас такой момент, когда мы можем провернуть это дельце по-тихому. Я хочу от неё избавиться, и точка.

– Но как же обещание, которое мы дали, когда… помнишь, обещание, что мы не тронем Амейн и ребёнка в обмен на информацию и лояльность нашего… сообщника? – Игорь проигрывал, но явно не собирался сдаваться без боя.

– Не будь так наивен, – ухмыльнулся Роттер и, развернувшись к Линчеву, внимательно на него посмотрел. – Наш друг и «сообщник» спасал себя, свою жалкую загибающуюся душонку, когда просил не убивать их. Мол, я предатель и подлец, но всё-таки не убийца. И мы охотно ему подыграли – зачем же доводить человека до исступления?

Игорь салфеткой промокнул выступивший на лбу пот.

– Только где он теперь, наш приятель? – продолжил Роттер. – Мы, кажется, позаботились о том, чтобы среди наших новых друзей не было предателей. Он уже, небось, давно помер. Его маленькое желание мы выполнили, но срок давности истёк, финита. Так что… нечего тянуть, – подвёл он итог. – Плесни мне шампанского, Игорь, это надо отметить.

– Отдашь приказ прямо сейчас? – спросил Линчев, доставая бутылку шампанского из стеклянного шкафчика в углу просторного светлого кабинета.

Роттер задумался.

– Нет, позже. Переговорю с Холландом, как лучше с этим покончить. Передай ему, пусть позво… нет, вызови его сюда. Давно уже он не показывался.

Когда Линчев ушёл, Роттер встал, потянулся, разгибая затёкшую спину, и подошёл к окну так близко, что чуть ли не уткнулся в него носом.

– Отличная погодка сегодня, – довольно промурлыкал он.

Лучи солнца отражались в стёклах зданий; свет дробился, множился, и всё вокруг сияло. Восхитительно! В такую погоду Роттер гордился своим детищем даже больше обычного. Вот он – Роттербург, его столица, его мечта, а не Флора и Ориенталь, то жалкое подобие городов, где ему пришлось провести столько лет на пути к власти.

Роттер помнил, как его, тогда ещё тощего подростка, угораздило провалиться в этот мир с Поверхности. Это был не город и даже не деревня – место, куда его занесло. Так, горстка хижин на окраине леса. Роттер презирал людей, приютивших его, этих необразованных грубоватых дикарей, которые и носа не высовывали за ограду своих земель. В восемнадцать лет он свободно говорил на трёх языках, видел Чикаго, Пекин и Москву, погружался на подводной лодке и имел разряд по шахматам, но их интересовало только, умеет ли он доить коз. Просто кошмар! Роттеру до сих пор становилось дурно при одной мысли о козах, и он предпочитал не вспоминать об этом унизительном периоде своей жизни. Кроме разве что…