Одна крошечная ложь
Шрифт:
Медленно кивнув, он вежливо ей улыбается (а не ухмыляется, флиртуя) и говорит:
— Ладно, спасибо. — А потом его рука сползает вниз, и он отворачивается, снова садясь лицом к нашему столику. Он делает глоток и смотрит на свой телефон.
Я оглядываюсь и вижу, что девушка молча уходит. Ее эксгибиционистское эго теперь стало намного меньше, чем было до того, как она подошла.
Мне надо бы ей посочувствовать. Он не вел себя откровенно грубо, но точно не был дружелюбен.
Знаю, что должна посочувствовать.
Но
Вместо этого я чувствую раздувающийся в груди пузырь облегчения. Пузырь, который заставляет меня сболтнуть такие глупые вещи, как:
— Я слышала, как в уборной она говорила о тебе.
Как только слова срываются с языка, я жалею, что их произнесла. Зачем, черт возьми, я это сказала?
— Да что ты? — Взгляд Эштона метнулся ко мне. — И что же она говорила?
Из-за того, как сверкнул в его глазах огонек узнавания, я понимаю, что он помнит ее и прекрасно догадывается, что бы она могла сказать.
Я делаю очень большой глоток. Взгляд Эштона опускается на мои губы, и я замираю, подняв стакан, чтобы спрятать их. Его улыбка становится шире. «Ему нравится причинять мне неудобство». Парень настолько уверен в себе, что мне аж тошно становится. И у меня нет совершенно никакого желания этому способствовать, сказав правду.
— Что у нее бывало и лучше.
Откуда это взялось? Мой подсознательный злобный близнец постарался?
Наверное, я ответила правильно, потому что за столом раздается очередной взрыв смеха. На этот раз шумно по столу стучит Грант, угрожая опрокинуть все наши напитки. Как бы ни старалась, я не в силах сдержать широкую, глупую улыбку, наблюдая за краснеющим Эштоном.
Наконец-то. Может, я сегодня вечером и умру от унижения, но, по крайней мере, не сдамся без боя.
Понятия не имею, чего ожидать дальше. Кроме понимания того, что они сулят неприятности, большую часть времени выражение сияющих глаз Эштона очень сложно понять. Так что, когда его ладонь опускается на мое колено и скользит вверх и вниз по моему бедру (не слишком высоко, чтобы это было неприлично, но и достаточно, чтобы во мне разлилось причиняющее неудобство тепло), я подвергаюсь мучительно медленной пытке, словно он подвешивает меня обнаженной на глазах у всей толпы.
— Я знал, что ты можешь, Айриш. — И это все, что он говорит. Перегнувшись через стол, Эштон кричит: — Так, Коннор…как думаешь, сможешь немного выпить, не нассав потом мне в ботинки?
Я оборачиваюсь вовремя, чтобы заметить изогнувшиеся от удивления брови Коннора, щеки которого порозовели. Он откашливается и бормочет, бросив взгляд на меня:
— Это все Тай.
Ладонь со шлепком опускается на стол.
— Ни в этот раз, ни вообще когда-либо я не мочился в чью-либо обувь! — возмущается он.
— Да что ты говоришь? А как же мои боты? — немного резко возражает Грант.
—
— Из-за тебя, дебил, у меня целую неделю во время сессии зимних ботинок не было! Я чуть насмерть не замерз!
— К слову о замерзании насмерть, помните тот случай, когда тренер нашел Коннора с голой задницей в одной из лодок утром перед главной гонкой? — припоминает Эштон, растянувшись на стуле. Он кладет руки за голову и усмехается. — Тебя чуть из команды не выперли.
— О, об этом я слышала! — Рейган прижимает ладони к лицу, прикрывая свой открытый рот. — Боже, как же папа бесился.
Я хихикаю, взглянув на Коннора. Он подмигивает мне, а потом парирует:
— Это и рядом не стоит с тем, когда тебя заковал в наручники, раздел и ограбил трансвестит в Мехико.
Подавившись во второй раз, я умудряюсь не облить никого, кроме самой себя.
Эштон протягивает ко мне руку и отнимает стакан. Его пальцы задевают мои, и по телу проходит дрожь. Возникает ощущение, словно такой эффект возымеют все его прикосновения.
— Кто-нибудь, дайте Айриш слюнявчик.
Следующие два часа парни проводят за воспоминаниями о наиболее ярких эпизодах своих пьяных похождений (большая часть которых включает в себя пробуждение голыми в публичных местах), а я позволяю себе расслабиться. И поверить, что, в конце концов, нахождение рядом с Эштоном не будет настолько невыносимым. К началу выступления группы мы уже захмелели, а все грязное белье было выставлено на всеобщее обозрение…Эштона и Коннора в особенности. Казалось, что они весь вечер пытаются переплюнуть один другого.
Говорить из-за музыки сложно, поэтому мы просто сидим и слушаем. Коннор положил руку на спинку моего стула и большим пальцем постукивает по моему плечу в такт музыке. Сегодня играет местная альтернативная группа, в основном исполняющая кавер-версии, но была у них и парочка своих песен. И они действительно хороши. Я бы даже смогла сосредоточиться, если бы нога Эштона не касалась постоянно моей. За исключением варианта закинуть ноги на колени Коннору, казалось, что мне никак не увернуться от этого.
Когда группа уходит на первый перерыв и снова включают скучную радиостанцию, Коннор наклоняется ко мне и говорит на ухо:
— Так не хочется это делать, но мне нужно уходить. У меня завтра пары с утра.
Я смотрю на часы и удивляюсь, увидев, что время приближается к полуночи. С огромной досадой я тянусь за курткой.
Меня останавливает рука Коннора на плече.
— Нет, тебе не обязательно уходить. Повеселись, — говорит он немного невнятно.
Я осматриваю сидящих за столиком и вижу, что у каждого в руке по целому напитку. Эштон вертит в руках бумажную подставку под стаканы, разговаривая с Грантом и Рейган. Кажется, что никто не собирается уходить.