Одна ночь со шпионом

Брэдли Селеста

Маркус показывал ее портрет, нарисованный Эллиотом на листе бумаги, каждому владельцу лавчонки, каждому жителю, каждому старьевщику, которого встречал на своем пути. Точно так же поступали и бывшие слуги Джулии из поместья Барроуби, которые явились к Маркусу, как будто услышав его немую мольбу о помощи.

Повар Мег, Беппо и три брата Игби прочесывали сейчас соседние улицы, показывая обитателям местных зловонных трущоб рисованные портреты круглолицего моложавого мужчины и своей пропавшей госпожи. Если Джулия действительно находилась здесь, ее должны были непременно

найти. Это подсказывал Маркусу здравый смысл. Но доводы разума не могли унять тревогу в его сердце. Маркус уже несколько раз терял свою возлюбленную. И это происходило в основном потому, что она не доверяла ему.

Маркус боялся, что Джулия навсегда покинула его. Он чувствовал, как рвутся связывавшие их невидимые нити. Над их любовью нависла смертельная угроза. «Нет, я не позволю ей уйти от меня», – поклялся Маркус.

Какой-то прохожий столкнулся с ним и, не извинившись, продолжил свой путь. Маркусу было не по себе в этом районе. Он задыхался от ужасающей вони. Похоже, здесь ничего не изменилось с эпохи Средневековья. Помои и нечистоты текли прямо посередине узких улочек так, как это было четыреста лет назад. Вокруг сновали толпы людей, слышались резкие, грубые окрики, грохот телег, хриплый смех и ругань.

Маркус неподвижно стоял посреди этой толчеи, словно скала посреди грязной, зловонной речушки. Ему вдруг стало нечем дышать – то ли от бьющих в нос дурных запахов, то ли от страха за жизнь Джулии. Она находилась в руках жестокого, безжалостного убийцы. Маркусу нужно было спешить. Если бы любовь дала ему крылья, он полетел бы прямо к своей возлюбленной, чтобы спасти ее.

Маркус знал о преступлениях Химеры, о его хладнокровных убийствах тех, кто становился ему поперек пути. Этот человек использовал людей в своих целях, а потом расправлялся с ними. От него пострадали многие члены «Клуба лжецов».

Теперь Маркус ругал себя за то, что не уговорил Джулию остаться с ним, что позволил ей бежать. Эта хрупкая, слабая, беззащитная женщина попала в сети подлого головореза. И все это произошло потому, что Маркус не сумел совладать со своей гордостью.

Маркус горько усмехнулся. Раскаяние и страх за жизнь Джулии давно уже заставили его забыть и гордость, и самолюбие.

Из табачной лавки вышел Эллиот и направился к стоявшему у ступеней церкви Маркусу.

– Этот парень взял соверен за информацию, но так и не сказал ничего интересного. Он заявил, что не видел изображенных на портретах людей, – сокрушенно покачал головой Эллиот.

– Деньги не имеют никакого значения, это всего лишь золото, – промолвил Маркус.

Оглядевшись вокруг, он попытался настроиться и почувствовать Джулию. Однако ощутил лишь страх за нее, который постепенно нарастал и грозил перейти в панику. Стиснув зубы, он постарался взять себя в руки.

– Еще не все потеряно, – сказал Эллиот, похлопав Маркуса по плечу. – Мы непременно найдем ее, не переживайте.

Однако Маркус ощущал внутри ноющую пустоту. Эллиоту не удалось унять его боль и тревогу. Все мысли Маркуса были о Джулии.

Открыв глаза, Джулия оторопела. Алмазы! Впрочем,

нет, это были всего лишь осколки разбитого стекла, валявшиеся вокруг нее на деревянном полу. Она протянула руку, чтобы взять одно из поблескивавших стеклышек, и тут же задохнулась от острой боли в плечевом суставе.

Сжав зубы, Джулия перекатилась в сторону кровати, чтобы ослабить натяжение цепи. Некоторое время она глубоко дышала, стараясь справиться со страшной болью, а затем, вспомнив о том, как только что на ее глазах рухнула последняя надежда на спасение, расплакалась.

Взяв себя в руки, она вытерла рукавом платья мокрое от слез лицо.

– Глупая девчонка, – пробормотала Джулия и, сев на полу, осторожно пошевелила плечом. – Ничего страшного, ты немного растянула связки. Пройдет! Не надо было падать на пол в обморок. Ты же не тряпичная кукла!

Ее взгляд снова остановился на поблескивавших осколках. Оконное стекло было вдребезги разбито. Она не смогла бы скрыть свой проступок от Химеры.

– Теперь он убьет меня, – с обреченным видом промолвила Джулия.

Впрочем, эта мысль не слишком пугала ее. Если Химера расправится с ней, то она унесет с собой в могилу секретную информацию.

Джулия вдруг впервые в жизни всерьез задумалась о смерти. Затаив дыхание, она посмотрела на острый, словно нож, длинный осколок стекла, лежавший на полу неподалеку от нее. Поколебавшись, она взяла его дрожащей рукой. Джулия могла перерезать себе вены на руках или всадить осколок в горло. Второй вариант был предпочтительнее, потому что сулил быструю смерть.

Ей не следовало убегать от Курта. Пусть бы он убил ее! Курт был профессионалом. Она, наверное, даже ничего не почувствовала бы. А теперь ей придется своей рукой лишить себя жизни. Джулия надеялась лишь на то, что не придется слишком долго мучиться.

Она отвела руку с острым осколком стекла вниз, а пальцами другой руки нащупала пульсирующую на шее сонную артерию. Ее дыхание участилось. Бросив прощальный взгляд в окно – на серое небо и крыши домов, она закрыла глаза и приготовилась к смерти.

«Ты должна бороться, Джилли, – услышала она вдруг внутренний голос. – Тебе нельзя падать духом, даже если тебя преследуют поражения. Все это временно. Ты должна стремиться к победе, даже если знаешь, что она невозможна. Твоя мама боролась за жизнь до последнего вздоха. Олдос тоже не позволял себе расслабляться. Он цеплялся за жизнь даже после того, как врачи вынесли ему приговор. Олдос в течение нескольких лет сопротивлялся, не желая умирать и оттягивая минуту своего ухода из этого мира».

Имеет ли она право лишать себя жизни?!

Рука, в которой она сжимала осколок, напряглась. Стиснув зубы, Джулия поднесла ее к горлу и приставила острие стекла к своей нежной коже. На запястье закапала теплая кровь.

«Нет! – снова попытался остановить ее внутренний голос. – Может быть, Игби все же заметил тебя и придет тебе на помощь».

«Я одна. Я совсем одна, – возразила Джулия самой себе. – И никто не явится, чтобы спасти меня».

У Джулии были все основания для того, чтобы впасть в уныние.