Одна шестьсот двадцать седьмая процента
Шрифт:
– Олег, сделай же что-нибудь!
Я лихорадочно перерыл первый слой, не нашёл в нём ни одной подходящей линии и спустился на второй. Тоже ничего. На третьем слое линий были десятки. Теперь я работал как автомат, хватая их одну за другой, вживаясь, погружаясь в возможное будущее и отбраковывая. Через две минуты я прошёл их все.
Я судорожно выдохнул и спустился на четвёртый. Вероятность событий этого слоя составляла ничтожные доли процента. Зато их были сотни, и я не успевал. Я уже понимал, что не успеваю, моего уровня не хватало, нужен был пятый или, по крайней мере, четвёртый. Я же мог рассчитывать лишь на везение – на то, что нужное событие обнаружится в числе первых.
Я нашёл его, когда времени уже практически не оставалось.
– Вероятность одна шестьсот двадцать седьмая процента, – подсказал сканер. – Время на принятие решения – тринадцать секунд.
За полтора квартала до перекрёстка Ёрш велел водителю остановиться. Расплатился и вылез из такси. Сверившись с номерами домов, нашёл нужный. Начинало светать, и Ёрш, подняв воротник плаща и надвинув на глаза кепку, размашисто зашагал по направлению к цели.
Вероятность одна шестьсот двадцать седьмая процента. Таковой она была бы, не окажись фигурантом события заинтересованный в его исходе человек. Но такой человек был, и звали его Олег Александрович Зелинский. Двадцати девяти лет, холостой, бездетный, сотрудник официально несуществующего института с нелепым названием "Ангехран". Паранормал третьего уровня с десятилетним стажем работы.
Я потратил ещё четыре секунды на отслеживание возможных результатов события. Я увидел такое, что должно было свести и без того ничтожную вероятность к нулю.
– Олег! Боже мой, Олег! – кричала откуда-то издалека, из другой
Я взглянул на неё. Чужая молоденькая девчонка. Никто мне, по сути, стажёрка, каких было немало, и будет ещё много. Искажённое отчаянием нежное, почти детское личико. Умоляющие глаза, слёзы по щекам, губы…
Я не успел осознать, почему и зачем я это сделал. Не успел. Я лишь на полную врубил мотиватор. Максимально допустимая мощность, полторы максимальной, двойная. Я вскочил. Любовь, которой не было, взявшаяся из ниоткуда, тысячекратно усиленная техникой, захлестнула меня. Я любил эту женщину, секунду назад ещё совершенно чужую мне девчонку, любил страстно, любил так, что ради неё готов был на всё.
Ёрш, широко отмахивая шаги, приближался к цели. Он уже поравнялся с домом и теперь искал нужный подъезд.
Я, задыхаясь, опрометью нёсся вдоль по проспекту Непокорённых. В кулаке был намертво зажат обрезок подобранного на газоне ржавого арматурного прута.
Ёрш определил подъезд по номеру квартиры и двинулся к входной двери.
Я был в сотне метров от него. Я знал, что один из нас не выживет. Я видел кладбище, похороны и могилу. Я не видел, кого в неё опускали, не стал смотреть, струсил.
Ёрш замер на месте и оглянулся. К нему, крича на ходу, бежал, нелепо размахивая зажатой в руке железякой, очкастый, тщедушный задохлик.
– Стоять, гадина! – орал я и не слышал своего крика. – Стоять на месте, сволочь!
Ёрш шагнул вперёд и потянул из кармана финку.
Я уже был от него всего лишь в пяти шагах.