Одна среди людей
Шрифт:
Я поделилась своими сомнениями с батюшкой, и лучше бы я этого не делала.
– Надобно молиться еще усердней, потому что твои вопросы от дьявола. Все, что мы имеем, – благодаря Господу, весь наш мир и уклад жизни – все от него…
Только потом я поняла, что своими вопросами я подвергала сомнению веру в Господа, который дал мне все, который создал меня, воспитал, подарил радость жить в молитве, иметь прекрасного мужа и красивых здоровых детей.
– В чем смысл молитвы, если она не дает мне лишний вес? – спросила я напрямую.
Батюшка пришел
Не буду точно вспоминать, что он тогда отвечал, но смысл сводился к тому, что если Господь посылает мне испытание излишней худобой, то мне стоит принять и выдержать это испытание, усердней молясь за прощение своей грешной души. Господь мудр и никогда не пошлет человеку того, что он не заслуживает. Однако узнать, в чем провинилась моя грешная душа, за что на меня послали худобу, так и не удалось. То ли у батюшки не было ответа, то ли он стыдился об этом рассказать. Но после того памятного разговора люди стали обходить меня стороной. В округе сильно укрепился слушок, что я одержима дьяволом.
Однообразие и предсказуемость существования резали без ножа. Каждый день походил на другой. Муж узнал про слухи, которые распускали все, кому не лень, и… поверил слухам, а не мне. Отличный повод сослать жену в монастырь – она одержима дьяволом. Посоветовавшись с батюшкой, тем самым, к которому я ходила – обо всем, что происходило у меня за спиной, докладывала верная служанка, – муж, подкрепленный одобрением более высоких церковных чинов, объявил мне, что я буду сослана в монастырь. Дескать, я позорю его честное имя и расплачиваться за свои богохульные вопросы батюшке буду там.
– Если ты откажешься, то могут расстроиться браки наших детей. Ты подумала о них, когда задавала свои вопросики?
Последний довод мужа был как снег на голову. А ведь и правда…
Вроде бы я была готова отправиться в монастырь и самовольно даже выбрала этот путь, так отчего я тогда разрыдалась? Возможно, прорвались так долго копившиеся чувства, которые некуда и некому было показать. Я как сосуд, который наполнили водой до краев и наконец понесли, особо не заботясь о сохранности содержимого. Я расплескала его, и стало легче.
Монастырская жизнь обещала быть интересной. Неизвестное будущее манило и пугало. Что там в монастыре? Строгие ли порядки? Однако эти опасения отошли на второй план, ведь теперь я больше не сидела одна в горнице, не общалась со служанками и не пребывала в страхе, что муж опять не придет ко мне ночью. Да и браки детей удалось спасти, ведь приданое у дочери есть, она недурна собой и смышлена, и сын не подвел. Родители будущей жены согласились отдать свою дочь за него даже после моей ссылки: муж – человек не самый последний в Москве.
Если бы я отправилась в монастырь по доброй воле, то вначале прошла бы трехлетнее послушание – жила бы вместе с монастырскими трудницами и работала бы со всеми «во славу Божию». Так проверяли искреннее желание послушника остаться в монастыре, а заодно обучали монашеской жизни. Такой роскоши мне никто не предоставил, и иноческий постриг произошел сразу по
Поначалу, как и все новое, жизнь в монастыре, а главное, послушание (что важнее поста и молитвы), давались мне тяжело. Не привыкшая к труду, всю жизнь жившая с прислугой и двором, полным холопов, я уставала еще до обеда. Послаблений давать мне никто не собирался, а учитывая, что я трудилась в поварне, или по- современному на кухне, само такое послушание подразумевало особую тяжесть. Мало-помалу я привыкла и освоила послушничество, поддерживала келью в чистоте, выучила правила богослужений и трапез, правила общения с сестрами, а главное, с настоятельницей.
Настоятельница матушка Евдокия сразу смекнула, почему я попала в монастырь.
– Одержима дьяволом? – никогда не забуду ее удивленного лица. Она махнула рукой, перекрестилась и повела показывать келью и монастырь. – Если бы не было блудливых кобелей, монастыри пустовали бы, – с усмешкой поведала матушка. – Но ты здесь не одинока. С тобой Господь и мы, твои сестры. – Последняя фраза была сказана с назиданием и самоуверенностью.
Что привело матушку Евдокию в монастырь, я так и не узнала, но видела, с какой заботой и любовью она мне помогала, учила, давала советы и просто вела неторопливую беседу. Это наводило на мысли о некотором сходстве наших судеб.
Я смирилась с новой жизнью и даже полюбила ее. Больше не было слез, самобичевания и страха за свою душу. На небе вновь взошло солнце. Приняв монастырский уклад и себя такой, как есть, я отправилась дальше по жизни, опираясь на крепкую руку матушки Евдокии. Постоянные хлопоты по хозяйству и молитвы, в которых я благодарила Бога за милость, которую он мне послал.
Так прошло почти шесть лет.
Правда, я часто думала о детях. Сильно хотелось повидать их, хотя бы одним глазком взглянуть…
Моя мечта сбылась, но лучше бы она не сбывалась.
Итак, 1546 год, год затмения. Все случилось летом. Одним прекрасным жарким днем, когда я с другими монашками полоскала белье в речке, что бежала неподалеку от монастыря, стало вдруг темнеть. Луна закрывала Солнце у меня на глазах. Сильно перепугавшись, я вместе с остальными бросила стирку и, позабыв о белье, разложенном на берегу, побежала в монастырь, ища защиту в его каменных стенах. Больше бежать было некуда. В те мгновения я, наверное, ожидала конца света. Ине я одна. Весь монастырь.
Все как один встали на колени во дворе, вытянув руки к небу, вознося молитвы Всевышнему.
Быстро темнело. Среди бела дня наступала кромешная тьма. Ад отворил врата. Воображение рисовало чертей, выпрыгивающих из черноты неба прямо к нам в монастырь.
Матушка объявила, что нам сильно повезло встретить смерть в лоне Бога, и предложила молиться не о спасении, а о благодати, которую Господь ниспослал нам, заведомо отправив всех нас в монастырь. Матушкины слова, как всегда, утешали и ободряли. Мы уверовали, что мы с Богом, а потому будем спасены.