Одна в мужской компании
Шрифт:
— Как знать? — ответила я со слабой улыбкой, в которой, как я надеялась, читалось радостное волнение и ожидание.
— Позвать Лауру, пусть проводит тебя в твою комнату?
Мне стало неловко от его неожиданной заботы. Я не привыкла к доброте Фрица.
— Нет-нет, я сама прекрасно дойду. И попрошу горничную посидеть со мной на случай, если мне что-нибудь понадобится. — Я указала на людей, толпящихся вокруг в ожидании, когда Фриц проводит их в танцевальный зал. — Не хочу тревожить гостей.
— Конечно. — Словно вспомнив о присутствии гостей, он вернулся к ним и повел их к танцевальному залу.
Я медленно поднялась обратно в свою спальню, стараясь не выходить из
— Вы рано вернулись, фрау Мандль.
— Мне немного нездоровится. Может быть, выпьем чаю, Лаура?
Сразу же, как только наняла ее, то есть полтора месяца назад, я ввела этот маленький ритуал совместного вечернего чаепития, хоть это не самое обычное времяпрепровождение для горничной и хозяйки. Но так было нужно для успеха моего плана. Девушка отравилась готовить чай, как делала почти каждый вечер, а я сидела на карамельно-золотистом диване, обтянутом шелком, и ждала. Когда она поставила поднос с чашками на столик передо мной, я сказала:
— Кстати, Лаура, я вчера купила на рынке мед. Вы не могли бы достать его из шкафа? Он там, в сумке, рядом с моими туфлями.
— Конечно, фрау Мандль, — ответила она и поспешила к шкафу. Пока она разыскивала мед, который я засунула в дальний угол, я достала из-под диванных подушек снотворное, купленное у местного фармацевта несколько недель назад. В Лаурин чай я всыпала три рекомендованные дозы порошка — достаточно, чтобы усыпить ее, но не причинить вреда.
Когда она вернулась с сумкой, я похлопала по диванной подушке рядом с собой и сказала:
— Позвольте, я положу вам меда в чай. Он совсем прозрачный и, говорят, намного слаще обычного.
Я надеялась, что мед перебьет вкус сладкого порошка или, во всяком случае, на него можно будет списать эту сладость.
— Спасибо, фрау Мандль. Вы очень добры.
Мы выпили чаю, поболтали о нарядах, которые мне понадобятся завтра, и вскоре Лаура начала зевать. Глаза у нее стали слипаться, и через несколько минут она уже спала, сидя на диване.
Я замерла. Я сама придумала все это — и усыпление Лауры, и то, что должно было последовать за этим, но тут вдруг совсем растерялась. Неужели мой план сработал? Неужели на этот раз мой побег будет удачным? А что, если я опять попадусь?
Думай, Хеди, думай, сказала я себе. Что там дальше? Я закрыла глаза и мысленно увидела перед собой контрольный список, который составила на бумаге несколько недель назад, а затем бросила в пылающий камин у себя в спальне.
Пока Лаура спала, я стянула с себя платье и бросила на спинку стула в гардеробной. Из самого темного угла шкафа достала коробку с украшенными элегантной вышивкой меховыми ботинками, которые носила только в самые суровые зимние холода. Сунула руку в один ботинок, в другой, и вытащила все свои накопленные шиллинги. Выкопав из недр шкафа кожаную сумочку с ремешком через плечо, уложила в нее документы, деньги и украшения от Cartier. Открыла крышку шляпной коробки, приподняла маленькую шляпку от Chanel с перьями и гвоздиками и выудила из-под нее форму горничной, в точности такую же, как на Лауре. Распустив прическу и собрав волосы в гладкий пучок, я надела на голову кружевную наколку горничной и зашнуровала пару простых черных башмаков.
Я взглянула на себя в зеркало. Сходство с Лаурой было поразительным. Вот и готова моя новая маска, хотя долго носить ее мне не придется.
Я вышла в коридор. Не поднимая глаз от мраморного паркетного пола, зашагала дальше, подражая Лауриной походке. Ее маленькими проворными шагами я с небывалой быстротой добралась до кухни. Я знала, что это самый трудный отрезок пути.
Той же легкой походкой я торопливо прошагала по плиточному полу через всю кухню. Схватила сумку с одеждой (пара дневных платьев и жакетов, одно вечернее платье и две пары обуви) и туалетными принадлежностями, заранее спрятанную в кладовой, за банками с маринованными огурцами, и взялась за ручку двери. Ручка легко повернулась, и я шагнула за порог, в темную, знойную ночь.
Обшарпанный Лаурин «опель» стоял в самом дальнем углу стоянки. Мы купили для нее старенький автомобиль, чтобы ей было на чем ездить по хозяйским поручениям и перевозить вещи из одного дома в другой, поскольку ей, одной из всех слуг, приходилось переезжать с нами из дома в дом. Гравий похрустывал у меня под ногами. Я была рада, что ночь безлунная. Если бы кто-нибудь заметил меня — даже меня под видом горничной — на стоянке для слуг в такой час, Фрицу наверняка доложили бы.
Ключом, который вытащила у Лауры из кармана, я открыла дверцу машины. Ключ вошел в замок зажигания, мотор загудел, машина ожила, и, едва отъехав от своего венского дома, я задохнулась от восторга, хоть и понимала, что радоваться еще рано. Словно из тюрьмы сбежала — да, в сущности, почти так оно и было.
Я поехала прямиком к железнодорожной станции — к главному вокзалу на площади Мариахильфер. Там можно было сесть на Трансъевропейский экспресс, идущий в Париж — один из немногих городов, где у Фрица не было ни шпионов, ни серьезных рычагов влияния. На платформе было пусто. Я купила билет, и кассир сообщил мне, что до прибытия поезда осталось двенадцать минут. Секунды и минуты тянулись медленно, как тот мед, что я лила в чай меньше часа назад, и я то и дело оглядывалась через плечо — не появится ли Фриц. Услышав наконец, как загудели рельсы под колесами прибывающего поезда, я смогла расслабиться и перевести дух. Сейчас я уеду в Париж, оттуда на поезде в Кале, а потом пароходом в Англию.
Я надеялась, что в Лондоне меня ждет новая жизнь и новая история.
ЧАСТЬ II
Глава двадцать шестая
24–30 сентября 1937 года
Лондон, Англия — «Нормандия»
Руководитель MGM Studios предлагал мне шанс начать новую жизнь в Голливуде.
Я шла к этому моменту не одну неделю, даже не один месяц, если считать планирование побега, и все-таки мне не верилось, что он настал. Как же часто я представляла себе это преображение! Неужели я и правда заслуживаю того, чтобы начать жизнь сначала?
— А может, Ламарр? — послышался голос сквозь рокот волн, разбивающихся о корпус огромного океанического лайнера. Миссис Маргарет Майер всегда говорила так, чтобы ее неповторимый голос был слышен всем.
Ее муж, мистер Луис Б. Майер, взял ракетку со стола для пинг-понга и повернулся к ней.
— Повтори, — не попросил, а скорее скомандовал он. Основатель и руководитель MGM Studios, самой престижной киностудии в Голливуде, он привык отдавать приказы даже собственной жене. Она, впрочем, редко спускала ему подобный тон без всякого протеста.