Одна жизнь

Рейли Алекс

– Но очередной контракт? – он не решался поднять на неё глаз, что не сдерживали слез, однако голос был твёрдым.

– Да, – почти беззвучно сказал дрогнувший в тишине голос, – что случилось, Джим? – она попыталась подойти ближе.

– Ты сама не понимаешь? – он резко встал и подошёл к панорамному окну (застеклённая стена), что открывал вид на сказочный рождественский Лондон, улицы которого мерцали светом ярких гирлянд и зимних украшений, везде стояли маленький елочки и висели праздничные шары.

– Нет, – Дженифер тупо уставилась на мужа, выжидавшая ответа.

– Дженифер, мы в браке десять лет, двадцать лет мы вместе, – он выдержал паузу, она заметила блестящую каплю

на его правой щеке, надо же, в голове промелькнула мысль: давно ли эта запущенная щетина и потухший взгляд? – ничего не меняется, Дженифер, разве ты не видишь, как каждый день одно и тоже, сделки/контракты/договоры, а жизнь, где жизнь?

– В прошлом месяце мы летали в Париж, а летом в Испанию, мы провели почти подряд два уикенда вместе. А в то воскресенье смотрели фильм.

– Ты издеваешься?

– Нет…

– Дженифер, ты помнишь Париж, да?

– Да, – медленно протянула каждую букву она.

– Что же ты помнишь?

– Мы ужинали на площади возле Эйфелевой башни, затем поднялись в номер, у нас была потрясающая ночь, а после…

– А после ты улетела обратно в Лондон срочным рейсом, чтобы подписать очередной контракт, хотя это можно было сделать и потом.

– Разве?

– Да, Дженифер, тоже самое было и в Испании. Мы наслаждались отдыхом на солнечном побережье, как черт побери, в твоём кафе закончилась туалетная бумага И БЕЗ ТВОЕГО ПРИСУТСТВИЯ ТУАЛЕТНУЮ БУМАГУ ЗАМЕНИТЬ НЕ МОГЛИ! – он стукнул кулаком в окно и Джен на секунд увидела, как оно разлетается вдребезги в её голове, как и разлетается их брак сейчас.

– Ты преувеличиваешь, Джим, – она пыталась сохранять голос спокойным, – в тот раз закончились стаканчики для кофе в разгар рабочего дня, накрылась машина с доставкой, она попала в аварию и мне нужно было быть там.

– Господи, Джен, ты что, не слышишь то, что говоришь? Ты херню несёшь.

– Мы семья, Джим, крепкая семья. Зачем ты так говоришь?

– А дети?

– А ты к ним готов? – резко спросила Дженифер, – как же финансовая стабильность?

– Ты себя вообще слышишь?? Разве можно быть готовым к детям, Дженифер? Какая стабильность, ты сотни тысяч фунтов имеешь дохода с твоей сети, которая по всему миру, Джен! Разве ты счастлива? Некоторые люди и с дыркой в кармане заводят детей и ничего, справляются, а потом и гляди находят работу и даже выбираются на море.

– А ты слышишь, что ты несёшь? Я все делаю для нас, я работаю каждый день в поте лица без выходных! Я выплатила все твои кредиты и эта квартира куплена на мои деньги!! И ДА, Я АБСОЛЮТНА СЧАСТЛИВА.

– Я этого просил? – его голос был жёстким, сейчас он развернулся полностью к Дженифер, и, глядя в глаза, спросил ещё раз, повысив тональность, – я этого просил, Дженифер? Разве я просил покрывать мои кредиты, когда ты сделала это втайне от меня, ещё и унизив перед своими родителями?

– Ну…,– теперь она уставила взгляд вниз на дорогущие неудобные лаковые красные туфли и почти не слышно, не разборчиво сказала:

– Нет.

Пауза.

– Среди всего это блеска дорогих вещей, к которым ты никогда не стремилась, Джен, богатой жизни и безделушек, что ты затаскиваешь в дом, ты продала свою душу работе и подписала контракт с дьяволом. Дженифер, спроси себя, тебе 39, а ты богата? Да, бесспорно, миллионы в год. А что остаётся твоей душе? – он печально усмехнулся, – посмотри на свою сеть кофеен, посмотри, что ты сделала с той первой кофейней, которую открыла настоящая Дженифер. И вспомни, как мало денег тебе нужно было для счастья, ты помнишь, сколько тебе нужно было? Ноль, Джен. А сейчас, представь, если ты останешься с дырявым карманом, да ты сгниешь от горя. Посмотри, вот

что превратилась ты сама! – он взял острый подбородок жены и придвинулся к ней вплотную, – я люблю тебя, Дженифер, но мне больно смотреть на то, как ты разрушаешь себя сама, а я ничем не могу тебе помочь. Мне больно смотреть на то, как ты, будто та ваза, что разбилась две недели назад на кухне, разбилась нечаянно, а ты разбиваешь себя самостоятельно, правда, медленно, но разбиваешь по кусочкам. И эти кусочки собрать ты не сможешь. Ты гонишься за счастьем – но ты была счастлива. Всегда была, а сейчас всё наоборот – я не знаю человека несчастнее тебя, Дженифер. Честно, это убивает меня, уже убило. Вспомни, с чего ты начинала – любой бездомный мог согреться в твоём кафе, а сейчас в этих навороченных помещениях нет места живым людям, одни лица, засосанные в свои мобильники и ноутбуки.

– Джим, я не понимаю, – она смотрела на него пустым детским взглядом, не скрывающим страха.

– Дженифер, пойми одну простую вещь – счастье в нас самих, счастье – не процесс зарабатывания денег в погоне кто больше. Когда мы познакомились – ты была никем, Дженифер, для всех ты была никому не известным человеком, для меня – самой яркой звездой на бескрайнем небосводе и остаёшься ей до сих пор. Я тебя люблю, но я устал, прости. Я не хочу умирать в полном одиночестве где-нибудь в Лос-Анджелесе, и никто не будет играть возле бассейна, я не услышу детского смеха и в итоге все наши сбережения, всю нашу собственность заберет государство. К чёрту.

Он ушёл. Джим не стал собирать вещи, не стал брать ключи от квартиры, бросил ключи от машины из кармана куртки на стол и не хлопнул дверью. Он просто ушёл. Тихо.

Дженифер села на огромный ковёр посреди холодной гостиной. Туфли, что жмут, она швырнула через всю комнату в сторону камина, а затем обхватила тощие колени сухими руками. Дженифер не понимала сути разговора, но глубоко внутри она чувствовала, как болит её сердце и жалобно ноет душа, медленно всасывая внутрь себя пустоту, что образовалась внутри неё за долгие годы усердной работы. Она пыталась плакать, но не проливала и слёзы с тех пор, как умерли её родители. Она разучилась плакать, но и улыбка её была фальшью.

Джим вышел лишь с одним бумажным пакетом в руке, где лежал старенький фотоальбом восьмилетней давности. Он дошёл до гаража. Внутри была старенькая электрическая печка и диван. Джим быстро включил печку и уютно устроился на диване. Он достал альбом и раскрыл его на самой первой странице, водя по фотографиям бледными пальцами уставшей руки, он улыбался, немного смеялся и много плакал – это были странные, особые слёзы радости и горечи.

8 лет назад

– Папа бы мной гордился, – она смотрела большими глазами, полными слез, слез вперемешку радости и доброй грусти, шмыгнула носом и тут же вытерла рукавом слегка растянутого свитера её мамы непонятного выцветшего цвета голубой ели, – я открываю эту кофейню под флагом моей семьи, это для тебя, мамочка, папочка, – она расплакалась, крепко обняв парня, что с любовью наблюдал, как любимые руки разрезали жёлтую ленту новой кофейни, а теперь обвивали его талию.

– Тише, малыш, они не хотят видеть твоих слез в этот счастливый солнечной день! Только посмотри, солнце сияет для тебя, хотя странно, что оно вообще ещё на небе, ведь ты моё солнце.

– Джим!

Гараж

Джим переворачивал страницы альбома:

Беззаботная радостная Дженифер с огромной улыбкой на всё лицо приветствует первого посетителя. Она дарит ему огромный свитер с оленями и такой же шарф. Вообще-то это ее детский шарф, который она купила в поездку в Финляндию с классом.