Однажды где-то…

Фуртаева Наталья

В коридоре, куда я попала, было достаточно светло. Сразу за порогом лежали обугленные останки непонятно кого. Дверь за мной закрылась. Ха! Напугал! Я, не оглядываясь, поперла вперед. Черный коридор скоро закончился круглым залом без окон и дверей. Из зала можно было попасть в пять коридоров. Света в них не было.

— Эй! Куда идти-то? Я не собираюсь тут блуждать до вечера!

В коридоре напротив зажегся свет, точнее, возник. Ладно, пойду туда. Короткий коридор привел меня к лестнице наверх. Я шагала по ступенькам виток за витком, колокольчик молчал. Страшно мне не было, честное слово. Я хотела

узнать, наконец, зачем я здесь, в этом мире? Где Нана? Что Костею все-таки от нас всех надо?

Лестница опять привела меня в коридор. Мне что, больше делать нечего, как по его коридорам разгуливать? И вообще, что это за планировка и что за дизайн? Только я хотела вслух все высказать, как коридор закончился. Теперь я стояла в портретной галерее. Ну да! Самой настоящей! Вдоль стен были развешаны портреты самых разных людей. Ну и рожи! Концентрация всех пороков.

Сначала я думала, что это предки Костея. Тогда было бы понятно, в кого он такой урод! Но уж больно разными и непохожими были собранные здесь лица. Вот этот — явный поморич. А это знакомый тип цыгано-монгольского гибрида — степич. А эта женщина из породы древних — крючковатый нос, крупные выпирающие зубы. Лица крайне неприятные. Говорю же, концентрация всех пороков! Вот этот тип — типичный Плюшкин. Этот тоже от жадности, видать, помер. В глазах такая алчность, что за рубль до Америки на брюхе доползет. Этот явный пропойца, а эта так и пышет злобой на всех и вся.

Тут и распутники, и бандиты, и откровенные маньяки. Что за собрание моральных уродов? Эта заплывшая харя наверняка принадлежит обжоре. А этот при жизни был садистом, зуб даю! Портретов много, очень много, очень… И все типы какие-то нравственные уроды. О! Знакомое лицо! На портрете красовался в своих павлиньих тряпках певец. Тот самый заморский певец с чудным голосом, что должен был вы красть меня с заставы. А рядом угрюмая тетка-мужик, что уселся на колья во рву. До меня начало доходить, что это за вернисаж!

Этот паноптикум и есть основа и источник жизни Костея! За исполнение каких желаний были куплены эти души? Вот тебе, певец, земная слава и обожание фанаток казалось куда достойнее и важнее бессмертия души? Недолго же ты ими наслаждался, а кто тебя сейчас помнит? А вот ты, точно голубой, продал душу за чужие задницы? Не дешево? А еще мрачная рожа ревнивца и самодура, какая страсть съела тебя? За что ты расстался с бессмертной душой — за право мучить любимую женщину? Но ведь что такое любовь, ты так никогда и не узнал! Любовь дается как дар, а не покупается и не берется силой, глупец!

Один из последних портретов в этой галерее привлек мое внимание. Красивая, очень красивая женщина, совсем непривычного для этой земли типа. Откуда ты, красавица? Ее лицо портили только губы, выдававшие сладострастную и распутную натуру. Я видела такие губы у спившейся вокзальной проститутки. Богато и вычурно одета, холеные пальцы в перстнях, дорогущее ожерелье на шее, диадема в бриллиантах. А не княгиня ли это полесичей? Бесстыжая и распутная, получившая при тронутом умом муже возможность предаваться любым страстям и порокам?

Что-то еще не давало мне пройти мимо. Я постаралась разглядеть ее вторым зрением, на тонком плане. И отшатнулась! Под высокомерной и презрительной маской пряталось другое

лицо — искаженное муками. Ужас и страдание изменили портретное лицо до неузнаваемости. Отчаяние безысходности и обреченность такие, что не хватит слов высказать!

Так. Я поняла. Те люди мертвы и, значит, души их выпиты. А княгиня жива, и душа ее будет мучиться и страдать от осознания своей обреченности и невозможности что-то исправить, пока хозяйка ее наслаждается, исполняя свои самые порочные и низменные желания. Да за одно это Костей будет проклят вовеки веков. Нет, не должен он жить и осквернять землю своим присутствием. Не должен. Таких «живых» портретов я обнаружила только два. Больше их появляться не должно.

На втором «живом» портрете был изображен мужчина лет тридцати. Арийского типа. А это еще что за белокурая бестия в странном наряде? Жесткое и властное лицо. Этот человек привык повелевать и не терпит неповиновения. Что тебя-то привело в эту галерею? Жажда власти? Скорее всего. Власть пьянит пуще вина и любой женщины. Неужели ни одному из вас не пришло в голову, что все, к чему вы стремились и что получили, — мираж? И все это не стоит ваших душ? Неужели не нашлось никого, кто сумел бы вам это объяснить? Как горько!

Галерея кончилась, и я вступила в черный зал. Я даже вздрогнула! Это был зал из моего сна! Абсолютно черный, огромный, с колон нами, вычурно и безумно дорого украшенный. Стены затянуты бархатными драпировками с орнаментом из драгоценных камней. Колонны украшены сложной резьбой и инкрустированы опять-таки драгоценными камнями. На полу черный мягкий ковер. А для пущего антуража вдоль стен и ряда колонн выставлены раскрытые сундуки со всевозможными ювелирными изделиями и золотыми монетами. Прямо пещера разбойника Хасана, а я — Али-Баба.

Как только я шагнула в зал, моя водяная защита рассыпалась пылью и испарилась. Нет, атаки на меня не было, и тревожный колокольчик молчал. Просто в зале… Не знаю даже, как объяснить. Костею теперь уже известно, что я пользуюсь магией стихий, он не зря привел меня именно сюда. Здесь…

Вот однажды в городе Брно я сдуру потащилась на экскурсию в местный мужской монастырь. В подвалы этого монастыря помещали умерших монахов, как в склеп. И там был такой микроклимат и такая вентиляция, что покойники естественным образом превращались в мумии. Представьте мрачное подземелье, уставленное рядами носилок с мумиями, плот но облепленными истлевшими покрывалами. Можно даже разглядеть выражение лица! Нам хватило и десяти минут на ту экскурсию. Из подвала мы вылезли в пять раз быстрее, чем спускались.

Так вот, в том подземелье было больше жизни, чем в этом роскошном зале. Здесь, казалось, даже время остановилось навсегда. Стихии, они ведь живые. А тут не было стихий, потому что не было жизни. Я не смогу использовать свой дар и пользоваться молниями, водяным оружием, управлять воздухом и разговаривать с землей. Может быть, Костей специально перед встречей со мной сумел так экранировать от жизни этот зал, а может, это условие его собственного существования? Яська говорил, что Костей, в сущности, уже мертв. Ладно, пусть здесь невозможна магия стихий. Ничего, при мне мое воображение осталось и еще осиновый посох. Тоже сгодится. Хрен ты меня возьмешь за просто так.